Аннотация результатов, полученных в 2014 году
Проект «Мобильность в Арктике: этнические традиции и технологические инновации» направлен на исследование потенциала номадизма и «дизайна кочевий» в практиках современного освоения арктического региона. Будучи комплексным и междисциплинарным, проект включает, помимо традиционных методов этнографии, разработанный и апробированный исследовательской группой метод записи движения по алгоритму ПКД — путь–карта–действие (TMA — tracking–mapping–acting). Новизна метода состоит в применении современного визуально-антропологического и навигационного инструментария в сфере, где прежде довлело текстовое описание. Запись кочевого движения осуществляется тремя инструментами — GPS-навигатором, картой и видео/фотокамерой. Аудиовизуальные методы позволили раскрыть и актуализировать феномены движения, номадизма и кочевых технологий, философию и практику «жизни в движении». Исследователи проектной группы впервые обратились к кочевникам и кочевничеству не как к этнографической экзотике или проявлению социокультурной отсталости, а как к феномену, представляющему для современного человечества ценность в плане самопознания и выявления в человеке потенциала динамики и мобильности в ориентации на перспективные технологии коммуникации и движения. В качестве объекта исследования избраны кочевники Арктики — ненцы, саамы и чукчи, представляющие собой уникальные мобильные культуры Севера, во многом сохранившие, в отличие от существенно модифицированных и уже «осевших» южных кочевников, свои исконные кочевые технологии. В свою очередь арктические кочевники отнеслись с интересом и симпатией к сотрудничеству в изучении движения, поскольку этот комплекс знаний и практик является их культурным достоянием и «конкурентным преимуществом», составляет основу их самобытности и жизненной философии. За основу исследования мобильности приняты три модели арктического номадизма — чукотская, ненецкая и саамская в их сходстве и ситуативных (этнокультурных, исторических, локальных) вариациях. Исходя из этого, базовыми для проведения рекогносцировочных экспедиционных изысканий первого года проектного исследования стали Чукотка, Ямал и Кольский полуостров. В ходе исследования произведено разномасштабное картографирование районов кочевий и маршрутов всех видов движения: составлено более 30 картосхем, записано 68 GPS-треков, собран фотофонд в объеме около 3 тыс. фотографий и видеофонд в объеме более 20 часов (в форматах HD и HDV). Формирование корпуса источников по теме проекта осуществлялось в архивах, библиотеках и музеях Ямало-Ненецкого автономного округа: ГА ЯНАО (фонд 12), МВК им. И. С. Шемановского (картографические и фото материалы), а также Красноярского края (ГАКК, фонды Туруханского отдельного управления, Енисейской губернской казенной палаты и др.). По результатам проектных исследований опубликована коллективная монография: Головнёв А. В., Лёзова С. В., Абрамов И. В., Белоруссова С. Ю., Бабенкова Н. А. Этноэкспертиза на Ямале: ненецкие кочевья и газовые месторождения. — Екатеринбург: «Издательство АМБ», 2014. — 232 с. (ISBN 978-5-8057-0914-3); три статьи в рецензируемых журналах. Результаты исследований представлены на международных конгрессах и конференциях: сессии «Арктические мобильности» (Arctic Mobilities) на VIII Международном конгрессе арктических социальных наук (ICASS) в Канаде (Университет Северной Британской Колумбии, 22–26 мая 2014 г.), на международном семинаре Terrains mobiles, terrains changeants: Méthodes d’étude du nomadisme aujourd’hui» (Мобильные поля, меняющиеся поля: современные методы изучения кочевничества) в Коллеж де Франс (Париж, 17 ноября 2014 г.), на международном форуме Culture of Barents Euro-Arctic Region: New Horizons of Development Strategy (Культура Баренцева Евро-Арктического региона: Новые горизонты стратегии развития) (Мурманск, 5 декабря 2014 г.), на североведческой научной конференции «Освоение Арктики — новый виток в развитии отечественной науки и инноваций» (Салехард, 3–6 декабря 2014 г.). Общественные презентации проекта состоялись на Всероссийском форуме музейного искусства «VI Югорская музейная полевая биеннале» (24–28 ноября 2014 г.) в виде фотовыставки «Мобильность в Арктике: этнические традиции и технические инновации» в Музее Природы и Человека Ханты-Мансийска (см.: http://ugra-news.ru/eventsguide/6417), а также в серии публикаций полевых хроник, фото и видеоматериалов, аналитических обзоров исследований в Глобальной сети Интернет и СМИ.

Аннотация результатов, полученных в 2015 году
Главная задача второго года проектного исследования состояла в сравнительном изучении трех моделей мобильности — чукотской (чукчи), ямальской (ненцы) и кольской (саамы и коми-ижемцы). В запланированные сроки в трех тундрах были проведены экспедиционные работы по полевой методике антропологии движения (Путь-Карта-Действие). Составлены картосхемы кочевий оленеводов Чаунской тундры Чукотки (около 100 оленеводов и 22 тыс. оленей), северо-западной тундры Ямала между Харасавэем и Морды-яхой (около 90 оленеводов и 23 тыс. оленей) и Ловозерской тундры Кольского полуострова (около 50 оленеводов и 25 тыс. оленей); записано 79 GPS-треков с сопровождающей документацией; фотовидеоархив проекта пополнен 2375 фотографиями и видеоматериалами хронометражем 14 часов. Дизайнерские работы включали сбор данных о технологиях передвижения в тундре, о сочетании тундровой и поселковой мобильности, о конструктивных особенностях жилищ, транспортных средств и снаряжения. Полевые материалы легли в основу концептуальных обобщений по направлениям: (1) «Стили кочевания» , (2) «Варианты лидерства», (3) «Транспортная революция». Опыт проектного исследования подтверждает, что человеческий (и этнокультурный) потенциал оказывается главным двигателем оленеводства и кочевания. Дизайн мобильности варьирует в зависимости от ландшафта, близости к морским берегам, горам и лесам, а также оседлым группам, административным центрам и промышленным объектам. Чукотке с ее горными и приморскими тундрами традиционно присущ пеший и упряжный выпас крупных стад, дополненный в ХХ в. вездеходным транспортом. Здесь сочетаются горизонтальные (тундра–море) и вертикальные (горы–долины) миграции: летом обдуваемые ветрами приморские и горные тундры спасают от гнуса и оводов, зимой низины и долины с их древостоем обеспечивают топливом и укрытием от холодных ветров. Годичный цикл миграций оленеводов кругообразен, и пастбища Чукотки разделены на бригадные «круги кочевий». Площадь такого круга составляет около 5 6 тыс. км2 с радиусом 40–60 км; оленевод пешком или на упряжке способен его пересечь в любом направлении за сутки или двое (чукчи считают дневной ход в 40 км обычным для мужчины); таким образом, весь круг находится под контролем кочевника. Круговая локализация кочевий дает возможность летнего вольного отпуска оленей с эпизодическим дозором и последующим осенним сбором стада. Ямал с его обширной низинной тундрой, вытянутой от леса до моря на 700 км, задает сезонный ритм меридиональным миграциям оленеводов протяженностью до 1500 км с круглогодичным окарауливанием больших стад на оленьих упряжках с помощью собак-оленегонок. Столь масштабные перекочевки обусловлены нуждой в древостое и укрытии от ветров зимой и в северных приморских пастбищах летом, когда остальная тундра накрыта тучами комаров и оводов (удобную летнюю тундру называют «оленеводческим раем»). Кочевья между летними и зимними пастбищами проходят по «хребту Ямала» (Хой) — возвышенному водоразделу между байдарацким и обским стоками. Весной и осенью по нему почти сплошным потоком движутся стада оленей, расходящиеся затем веером на летние и зимние пастбища (магистральный поток по хребту составляет больше половины общей миграции). Эта магистраль разделяет северную и южную фазы настолько, что ненцы традиционно считают лето (сун) и зиму (таль) отдельными годами. Кольская тундра выглядит узкой полосой (около 100 км) между лесом и морем. Саамы издавна практиковали здесь выпас небольших стад (до нескольких десятков оленей) с короткими миграциями и использованием для транспорта саней (кережки) и вьюка. Это «избное» оленеводство включало доение важенок, летний вольный выпас и сбор стад с помощью собак-оленегонок. В 1880-е гг. мигранты коми-ижемцы привнесли на Колу крупностадное товарное оленеводство с круглогодичным выпасом, промышленным осенним забоем оленей, наймом пастухов-работников (в том числе саамов), производством продукции на продажу (в том числе замши и меховой одежды). В 1970-е гг. кольские оленеводы вернулись к летнему вольному отпуску оленей, по границе тундры и леса построили сплошную изгородь (огород) для регулирования сезонного движения оленей, а вдоль огорода — избы и деревянные корали. Оленеводство стало «огородным», а кочевание — вахтовым, с выездами на пастушеские смены и возвращением в поселки. Таким образом, для Чукотки характерен «круговой» стиль кочевий и контроля над пространством, для Ямала — «миграционный», для Колы — «огородный». Чукчи, ненцы и саамы пасут оленей по-разному, но одинаково видят в оленеводстве экономический стержень, а в олене — символ своей самобытности (для коми-ижемцев это еще и коммерческий проект). Оленеводство обеспечивает автономию в транспортно-экономическом, социальном и мировоззренческом измерениях, которая создает условия самобытности любой культуры, обратившейся к кочевому оленеводству как основе жизнедеятельности. Контроль над пространством выстраивается в двух измерениях — природном и социальном. Первое включает контроль над территорией и оленями, второе — над своей общиной и внешними контактами (в том числе угрозами). Во всех трех тундрах ключевую роль играют авторитетные лидеры, на опыте и энергии которых, по мнению местных жителей, держится оленеводство. Их деятельностные схемы представляют первостепенный интерес для изучения современного арктического номадизма. В качестве персонифицированных опытов лидерства в трех тундрах проанализированы «крупные планы» наставника 3-й бригады Чаунской тундры Андрея Антылина (Чукотка), бригадира 4-й бригады МОП «Ярсалинское» Нядмы Худи (Ямал) и начальника оленеводческого цеха СХПК «Тундра» Владимира Филиппова (Кола). Деятельностные схемы трех лидеров представляют собой сложные композиции действий, принятия решений (нередко в экстремальных ситуациях) и ответственности за их реализацию. Записанные треки лидеров протяженнее и разнообразнее треков обычных пастухов, что, по разверткам схем ПКД, связано со сложностью задач и контролем за их последовательным решением. По убеждению многих оленеводов и их лидеров, оленеводство невозможно без жесткого единоначалия. Особенно велика роль лидеров в особо напряженных ситуациях, в том числе в периоды отела и гона, эпизодах летнего окарауливания в месяцы «комара» и «овода», протяженных осенних и весенних миграций (Ямал), осеннего сбора стад (Кола, Чукотка). Три опыта — чукотский, ямальский и кольский — показательны своей адаптивностью. Опора на традиции не мешает лидерам кочевых общин быть открытым к инновациям, и это расширяет диапазон их действия и ответственности. В обстановке «технологической революции» особенно значим баланс традиций и новаций, который регулируют лидеры. Три варианта лидерства различаются особенностями деятельности, связанными с форматом практикуемого оленеводства, степенью его технологизации и вовлеченности в рынок. Если на Чукотке и Ямале оленеводство в основном опирается на этнокультурные традиции, то на Кольском полуострове оно преобразовано на основаниях рыночного производства. В частности, эти различия выражены в характере самобытной оленеводческой ментальности — своего рода «оленьем мышлении». Чукотский и ямальский лидеры обладают им сполна, тогда как для их кольского коллеги олени — товарное производство, и в этом отношении он идет по стопам своих предков коми-ижемцев, сумевших в XIX в. создать «оленеводческий капитализм» с наемными тундровыми пролетариями, циклом переработки и продажи продукции (в том числе зырянской замши), отношением к оленям как к капиталу. Во всех центрах оленеводства сейчас происходят технологические преобразования, связанные с распространением снегоходов, вездеходов, квадроциклов, мобильных телефонов, навигаторов, электрогенераторов, компьютеров. Всюду, хотя и в разной степени, эти новшества существенно преобразуют традиции и создают зависимость от внешних технологических ресурсов, открывая вместе с тем перспективы новых стратегий и приемов движения, мышления, кочевания, содержания стад. Масштабное вторжение механического транспорта в тундру, начавшееся в эпоху активного индустриального освоения Севера (1960–1970-х гг.), продолжается и сегодня. «Сноумобильная революция» началась в 2000-е гг. и прокатилась по тундрам с запада на восток. Снегоходы стали главным средством окарауливания оленей, вытеснив ижемские упряжки, саамские вьюки, собак-оленегонок. Лишь в мае кольские пастухи на месяц пересаживаются на упряжки, однако квадроцикл может вскоре оставить за оленьей упряжкой лишь «сувенирную» функцию. На Коле техника позволила вдвое сократить численность бригад и заменить постоянное окарауливание пастушеской вахтой. Все эти новшества отчуждают стадо от пастуха, который уже не ассоциирует кочевье с домом. Сегодня он больше похож на вахтовика, выезжающего в стадо на пару недель. Динамичным кочевникам свойственна адаптивность к новациям. Техника, особенно транспортно-навигационная, по-своему органично встраивается в кочевой круговорот, однако привносит деформации в стратегии и ментальность оленеводов, обозначая трудноразрешимые пока проблемные ситуации: (а) экологического соответствия новых видов транспорта и природы тундры, (б) оленеводства как образа жизни и оленеводства как товарной экономики, (в) баланса мобильности и оседлости в жизнедеятельности коренных жителей Арктики. Материалы полевых экспедиционных работ, проведенных исследовательским коллективом проекта на Чукотке, Ямале и Кольском полуострове, легли в основу публикаций по проекту, в том числе коллективной монографии (книги-альбома): А. В. Головнёв, Е. В. Перевалова, И. В. Абрамов, Д. А. Куканов, А. С. Рогова, С. Г. Усенюк. Кочевники Арктики: текстово-визуальные миниатюры. Екатеринбург: «Альфа-Принт», 2015. 144 с. В ней представлены эпизоды кочевой жизни чукчей, ненцев, саамов и коми-ижемцев, чьи культуры обладают гибкой адаптивностью к экологическим и социальным воздействиям и техническим инновациям. В наблюдениях объединены три взгляда — самих северных кочевников, исследователей этнографов и дизайнеров — с целью поиска и апробации нового концептуального подхода к наследию и технологиям коренных северян. Серия статей и презентаций, в том числе в «Уральском историческом вестнике» и на XI Конгрессе антропологов и этнологов России, посвящена стратегиям и технологиям арктического номадизма, экстремальным экологическим ситуациям, транспортной революции, опытам северных путешествий, дизайну вещного пространства в культурах Севера (см.: дайджест статей по проекту: http://ethnobs.ru/anonce/_aview_b19754; http://ihist.uran.ru/news/_aview_b299; публикация экспедиционных материалов в социальных сетях: http://vk.com/archethno?w=wall-61278706_365; интервью А. В. Головнёва «Крайний Север — бескрайние возможности» для портала «Наука и технологии России — strf.ru» http://strf.ru/material.aspx?CatalogId=222&d_no=108118&rated=ok#.Vmlta9a-Pej; интервью А. В. Головнёва об антропологии движения, Арктике, кочевниках и проектах: http://www.youtube.com/watch?v=mrjBWHK_bA4).

Аннотация результатов, полученных в 2016 году
Основная задача третьего года проектного исследования состояла в проведении полевых исследований и обобщении данных по технологиям и дизайну кочевания оленеводов Чукотки, Ямала и Кольского полуострова. Поскольку проект предусматривает разработку и апробацию целого комплекса новых методов записи и интерпретации движения (мобильности) кочевников, работы не разделены на привычные фазы сбора материалов и их обработки, а состоят из повторяющихся циклов эмпирико-аналитических обзоров основных трендов, смысловых и технологических узлов, разработки рабочих гипотез и их апробации. Примененный в течение первых двух лет авторский метод записи кочевого движения (ПКД) не только обеспечил предусмотренные результаты исследования, но и открыл новые возможности, которые существенно расширили диапазон исследовательских задач, обновили повестку работ и концепцию итоговой публикации (этому способствовала и возможность расширения программы исследований в случае продления гранта РНФ). Обсуждаемые наблюдения и рабочие гипотезы уже на этапе их апробации можно назвать открытиями в сфере этнодизайна (их можно считать эмпирически установленными фактами, требующими дополнительных проработок). Речь идет о следующих концептах (принципах): Слитное пространство-время — основное измерение номадизма. В отличие от оседлой картины мира, где пространство и время существуют и воспринимаются раздельно, в ментальности кочевника они не расчленены. В этой слитности образуется особый ритм пространства-времени. Для кочевника время движется (кочует) по пространству: например, у апреля и июля есть свои пространственные отметки; и наоборот, пространство не существует вне времени, вернее, меняется по ходу времени. У каждой вещи есть своя «ритмограмма активности», показывающая ее востребованность и участие в повседневной жизни, в том числе в кочевье. Контроль над пространством-временем (в том числе социальным пространством-временем) оказывается мотивом и искусством кочевника. Кочевой трансформер — цикл изменчивости кочевья в различных ритмах и измерениях, в состояниях динамики и статики. Самый очевидный пример — превращение стойбища в кочевье и наоборот. В более широком диапазоне это все региональное сообщество кочевников, меняющее сезонно свою конфигурацию (зимой это скопление на лесотундровых зимних стойбищах, летом — россыпь стойбищ на летних стойбищах и рыбоугодьях, весной и осенью — цепь кочующих аргишей). Летний караван, сменяя нарты и вещи, превращается в зимний караван. Стадо оленей — тоже своего рода трансформер, поскольку оно периодически убывает и прибывает, превращается в материальный и технологический мир кочевья. Техноанимация — выраженное в вещах кочевников стремление придать изготовляемой вещи свойства живого организма. Этот принцип можно считать ключевым в этнодизайне ненцев (как и других народов Северной Евразии, которым в древности был присущ «скелетный» или «рентгеновский» стиль в искусстве). При прорисовке нарт мы заметили, что некоторые их узлы (например, копылья) похожи на суставы. Благодаря прочным и гибким естественным крепежам (ремням, клиньям и др.) они приобретают качества «живого движения». Чум тоже обладает некоторыми чертами живого организма: его остов выполняет опорно-центрирующие функции скелета (и мы используем скелетно-рентгеновский стиль для показа этих особенностей); он «толстеет» (по числу шестов и размерам нюков), когда семья разрастается и богатеет, и «худеет», когда семья уменьшается и бедствует. Эффект движения в антропологии сопоставим с правилом динамического равновесия в физике и экологии, причем баланс кочевья как целостной композиции достигается именно в условиях сложной динамики. Кочевое общество устойчиво в движении. Стоит кочевнику остановиться, он тяжелеет мыслями и телом, теряет свои конкурентные преимущества. Кочевые технологии в полной мере проявляют свои достоинства именно в состоянии динамики, уступая первенство иным технологиям в состоянии статики. Существует и обратная зависимость: технологии, удобные для статики (например, оседлости), не всегда эффективны в динамике (кочевье). Кочевые технологии основаны на движении, которое придает жизненным стратегиям людей и функциям вещей особые качества, нереализуемые в состоянии покоя и статики. Например, достоинства каравана (аргиша) или конструкции нарты обнаруживаются только в условиях кочевья. Вещный минимализм состоит в том, что кочевник возит с собой только те вещи, которые обеспечивают контроль над пространством и движущимся по тундре стадом. Все остальное он производит и получает по ходу и на ходу. Дело не только в том, что в караване (и тем более в легковой нарте) не должно быть ничего лишнего, но и в своеобразии связки инструмент–ресурс: в кочевых технологиях эффективность инструмента достигается за счет пространственного маневра. Например, манипуляция разного рода «веревками» (от аркана до подвязок) позволяет контролировать стадо, «сматывать и разматывать» кочевье. Набором «веревок» кочевник, как сетью, охватывает и обуздывает пространство с его ресурсами. Динамика дает возможность осваивать максимум ресурсов минимумом инструментов, более того, регулировать потребление усилением и ослаблением этой «узды». Мобильность вещей предполагает их ситуативную и функциональную сменность: например, зимние нарты плохо идут по весенним проталинам, и если оленевод вовремя не сменит их на летние, он рискует не дойти до летних пастбищ. Мобильный модуль — одна из особенностей кочевого поведения, организации людей и вещей в пространстве-времени. Основным модулем выступает семейный аргиш (мюд), в чем-то сопоставимый с организмом, поскольку обладает автономией в движении и жизнеобеспечении. Качества модуля есть и у чума (мя), так как в нем (в фазе статики, на стойбище) тоже сочетаются свойства элементарной автономной целостности. Принцип автономной мобильности свойствен многим кочевым конструкциям и комбинациям, от увязки нарт до оснащения женского швейного мешка. Северная эстетика — представления о красоте и пользе, имеющие не созерцательное, а деятельностное выражение. В мобильной культуре движение создает для человека взаимосвязь (нерасчлененность) себя и окружающего мира. У северных кочевников красиво и практично — одно и то же. Их привлекает действие, а не созерцание. Любование оленями сочетается с наблюдением за стадом, его управлением, а также с «оленьим мышлением», азартной «игрой в оленей» (с детства) и многосторонней практикой использования и утилизации оленя. Эстетика у северных кочевников (как их религия и мифология) метафорична и образна, но практична и рациональна. Кроме методологического обновления проекта, обусловленного появлением и тестированием новых рабочих гипотез, коррекция задач была вызвана экстраординарными событиями в тундрах Ямала, связанными с глобальным изменением климата — бедствиями зимы 2013–2014 гг. (массовый падеж оленей из-за ледяного наста) и лета 2016 г. (вспышка сибирской язвы). Эти резонансные события резко актуализировали исследуемую тему, усилив ее научно-практическую значимость и придав ей статус «чрезвычайного приоритета». Для темы фундаментального исследования это не совсем обычный и удобный расклад обстоятельств, поскольку риторика «катастрофы и паники», тем более в исполнении масс-медиа, придает проблеме гипертрофированные очертания и вносит оттенки публичного дискурса и/или ангажированности. Вместе с тем критическая ситуация придала теме ракурс экстремальных обстоятельств и реагирования кочевников на сложные вызовы в условиях повышенных рисков. Ямал — крупнейший очаг оленеводства в мире, а ненецкое оленеводство представляется самым успешным опытом этнокультурного и экономического развития в Российской Арктике. Природные вызовы дают повод говорить о «кризисе» ненецкого оленеводства, выражающемся в чрезмерном росте стад и истощении пастбищ. Биологи и администраторы убеждены в необходимости значительного сокращения поголовья оленей на Ямале. Участники проекта настаивает на том, что любые сокращения и преобразования в оленеводстве Ямала должны проводиться под началом ненецких лидеров оленеводства, которые располагают собственным опытом преодоления рисков и осуществления экстраординарных кочевых маневров. В «стихийный год» (2013/2014), когда южная тундра покрылась слоем льда, ненцы совершали экстремальные маневры для спасения своих стад. Летом 2016 г. им довелось пережить вспышку «болезни вздутия» (сибирской язвы), а затем административный крен к установке на сокращение поголовья оленей. Самое примечательно в реакции кочевников на вызовы — быстрое и решительное действие, нередко с расчетом на опережение. Кочевник не полагается на стороннюю помощь, а предпринимает маневр и на ходу ищет новые возможности. Тундровой экосистеме и традиционной этносистеме органична динамика, а не статика. В отличие от промышленных сооружений, движение оленьих стад естественно для тундры. Эти оперативные наблюдения и заключения имеют предварительный характер и нуждаются в дополнительной верификации. С учетом отмеченных обстоятельств, а также возможности продления сроков работ по гранту, в план исследований и изданий внесены некоторые коррективы. В 2016 г. определилась очевидная необходимость сконцентрировать внимание на Ямале по двум причинам: (1) экстраординарные экологические вызовы и реакции на них тундровых кочевников Ямала; (2) возможность комплексной и детальной апробации ряда новых методов и подходов (прежде всего этнодизайна) на одном из регионов исследований, с последующим применением апробированных методик на материалах двух других регионов. Подготовке итоговых публикаций и разработок был подчинен план полевых изысканий 2016 г., включивший проведение экспедиций на Ямале и Кольском полуострове, а также апробацию методик, разработанных для исследований по гранту. Материалы полевых экспедиционных работ, проведенных исследовательским коллективом проекта, легли в основу публикаций по проекту, в том числе монографии (книги-альбома): А. В. Головнёв, Н. П. Гарин, Д. А. Куканов «Оленеводы Ямала (материалы к Атласу кочевых технологий)». Екатеринбург: УрО РАН, 2016. 152 с. В ней представлены кочевые технологии оленеводов Ямала в их сложности и многомерности – от пространственно-временного дизайна кочевий на просторах тундры до особых качеств оленьего меха для движения в экстремальных условиях Арктики. Авторы создают композицию северного этнодизайна, основанного на традициях тундровых кочевников и представленного новейшими методами визуальной записи (аэросъемка, трек-навигация, трехмерное моделирование). Визуальные композиции сопровождаются текстовыми эссе, в которых обосновываются и иллюстрируются основные концепты (принципы) кочевых технологий: слитное пространство-время, кочевой трансформер, техноанимация, эффект движения, вещный минимализм, мобильный модуль, северная эстетика. Визуально-текстовое повествование охватывает не только исконные традиции, но и новшества техники, навигации и коммуникации, воспринимаемые и на свой лад используемые тундровыми кочевниками. Уделено внимание и экстремальным ситуациям высокого риска (ледовый наст зимы 2013/2014 г., вспышка сибирской язвы 2016 г.), в которых приходится маневрировать современным оленеводам Ямала. Серия статей и презентаций посвящена стратегиям и технологиям арктического номадизма, мотивам кочевников, экстремальным экологическим условиям, средствам и способам передвижения в условиях северных регионов, системам ориентирования и роли эмоций в процессах ориентирования и др. Результаты исследований представлены на Международном конгрессе антропологических и этнологических наук (IUAES Inter-Congress 2016); XII Международной конференции “Anthropology, Weather and Climate Change”; Международной конференции «Сибирские чтения. Страсть к жизни: эмоции, чувства и восприятие на Севере и в Сибири» и др.; а также на заседании Президиума Уральского отделения РАН — http://www.uran.ru/node/4426; в интервью А. В. Головнёва о результатах исследования по проекту для Ямал-Регион — https://www.youtube.com/watch?v=IDT-wp_rloM; и др.).