Аннотация результатов, полученных в 2017 году
Итогом теоретического этапа реализации проекта является введение в научный дискурс понятия «новый рабочий класс», его концептуализация, экспликация категориального поля исследования. Исследовано места нового рабочего класса в социальной структуре российского общества, проанализированы новейшие зарубежные подходы к его концептуализации. Проведено теоретическое обоснование необходимости многомерной типологизации молодежи нового рабочего класса на основании места жительства, формы занятости и жизненных стратегий. Обоснована роль пространственной дифференциации в жизнедеятельности молодежи рабочего класса, специфика социально-экономических условий жизнедеятельности молодых рабочих, занятых в сельскохозяйственном производстве, разработана типологии современного сельского территориального пространства области в зависимости от пространственного распределения экономических агентов. Определены теоретические подходы к моделированию трудового поведения и эмпирической типологизации респондентов на основе двух базовых моделей гражданско-политической субъектности. Разработаны показатели выявления типичных форм темпоральной организации жизненных траекторий рабочей молодежи современной России. Проанализирована статистика УрФо по молодежной занятости, выявлены основные тренды. Подготовлена программа и инструментарий эмпирического исследования культурной и территориальной дифференциации молодежи нового рабочего класса, выявления форм и способов конструирования классовой идентичности. Анализ зарубежных теоретических подходов и эмпирических исследований демонстрирует отсутствие консенсуса внутри исследовательского поля “new working class studies”. Мы выделяем две базовых методологических позиции авторов в трактовке положения и роли нового рабочего класса: 1. «Парадигма примирения» является следствием ответа на феминистский и постмодернистский вызов 1970-1980-х гг. Её сторонники разделяют идеи мультикультуралистской доктрины, используют язык “культурального поворота” (“cultural turn”) в исследовании микрополитик различия внутри рабочего класса, многообразных форм классовой идентичности, в том числе фрагментированных и гибридных, повседневных практик рабочего класса, их социального и культурного капитала. Исследования показывают, что классовая дифференциация сегодня как никогда сильна, однако осведомленность людей о её наличии продолжает снижаться, несмотря на продолжающееся воспроизводство схожего жизненного опыта внутри рабочего класса (Metzgar, 2016; Savage, 2000; Bottero, 2005; Charlesworth, 2000; Bennet, Savage, Silva et all., 2009). 2. «Парадигма конфронтации» использует язык критической теории, субстанционализируя рабочий класс как категорию. Ряд авторов исходят из идеи унификации рабочего класса на основании общности классового интереса, что позволяет рассматривать его как глобального коллективного агента социального действия, антагонистичного правящему классу. Другие же настаивают на идее поляризации рабочего класса под действием миграционных политик развитых национальных государствах (защищенные базовыми социальными гарантиями представители «белого рабочего класса» и прекарные рабочие-мигранты, подвергающиеся сверхэксплуатации). Анализируются такие вопросы, как последствия неолиберальной политики для рабочего класса, конструирование негативных репрезентаций данной социальной группы в качестве формы контроля и закрепления сложившейся структуры неравенства со стороны доминирующего класса, влияние взаимоналожения стигматизирующих категоризаций на степень угнетения и эксплуатации представителей рабочего класса (Балибар, 2003; Foley, 2002; Zweig, 2016; Skeggs, 2004; Kendall, 2011; Attfield, 2016; Halett, 2017; Jones, 2012; Mallen, 2002). В советской и постсоветской традиции было принято противопоставлять классовый и стратификационный подход, так как первый ассоциировался исключительно с марксизмом. В западной традиции классы исторически были частью дискурса о стратификации в его различных концептуальных вариантах, «классы» как разновидности стратификационных групп присутствуют в работах М.Вебера и Т.Парсонса. В отечественной социологии произошла подмена понятий: «средний класс» трактуется как страта, а «рабочий класс» заменяется эвфемизмами (например, «базовый слой» в работах Т.И.Заславской). Следовательно, вопрос о критериях, основных признаках рабочего класса, позволяющих провести четкое различие между ним и другими социальными группами в рамках классового подхода, остается нерешенным. Не позиционируясь более в качестве источника прогрессивных общественных преобразований, постсоветский и современный рабочий класс превращается в социальную группу наемных работников, подвергающуюся всем формам эксплуатации и имеющую право выступать в качестве коллективного агента, оппонирующего управленческим структурам в защите собственных интересов. Под новым рабочим классом современной России мы понимаем группу наемных работников, занятых во всех сферах материального производства и сервиса, труд которых рутинизирован, разделен на стандартизированные сегменты, поддаётся алгоритмизации и количественному нормированию результатов; не участвующих в управлении и не имеющих прав собственности в организации, в которой они трудятся. Критерии отделения нового рабочего класса от других классов и стратификационных групп: отношение к собственности, участие в управлении на конкретном предприятии, характер и содержание труда. Его внутренняя дифференциация связана с влиянием таких факторов, как: форма найма, обуславливающая степень стабильности трудоустройства, наличие или отсутствие социальных гарантий (от постоянной занятости до нелегального прекарного труда); сфера занятости (занятые по найму работники реального сектора экономики, включая товарное производство в сфере сельского хозяйства, и рабочие, занятые в сфере услуг); уровень доходов; степень рутинизации труда (от четко регламентированного, стандартизированного до обладающего той или иной степенью свободы в принятии решений); стиль жизни и культурный капитал (от групп, чей стиль жизни и культурные практики близки среднему классу до маргинализированных, социально исключенных групп). Место нового рабочего класса в социальной структуре российского общества обосновано в рамках классового подхода следующим образом: новый рабочий класс; средний класс (мелкий и средний бизнес; менеджеры среднего звена, включая государственную бюрократию; высококвалифицированные профессионалы, характер труда которых предполагает принятие самостоятельных решений при выполнении сложных задач – инженеры, учителя, врачи, творческие работники и т.д.); правящий класс (крупные собственники, политические элиты, топ-менеджеры крупных компаний). Кроме того, существуют социальные группы и общности, не принадлежащие ни к одному из классов - военнослужащие, пенсионеры, безработные, заключенные, криминальные сообщества и т.п. Анализ теоретических подходов к исследованию трудового поведения наемных работников завершился выделением трех основных типообразующих признаков, дифференцирующих формы трудового поведения молодежи нового рабочего класса: поведение на рынке труда; мотивация труда; гражданско-политическая субъектность в трудовой сфере. Данные характеристики и раскрывающие их категоризации будут заложены при обработке количественных эмпирических данных как основание для последующей разработки моделей и построения алгоритмов типичных форм трудового поведения рабочей молодежи современной России. На основе данных переписи населения Росстата - 2010 г. и микроданных ОНПЗ - 2015 г. проведен анализ статистики молодежной занятости в УрФО в трех возрастных группах и выявлены основные тенденции (15-19 лет - занятость от нужды, 20-24 - совмещение учебы и работы, и 25-29 - переход учеба-работа). Определены два тренда в экономическом поведении молодежи на рынке труда: во-первых, со временем формируются предпочтения образовательных траекторий в сторону более длительных, с более высоким уровнем образования. Во-вторых, молодежь позже выходит на рынок труда. К 2010 году на рынок труда вышло поколение, рожденное в кризисные 1990-е годы, поэтому их численность меньше, соответственно, снижается конкуренция за традиционно «молодежные» рабочие места, которые концентрируются в наиболее гибких сферах экономики – торговле и услугах (Варшавская, 2017; Зудина, 2017). К особенностям занятости молодежи относятся также высокая вовлеченность в неформальную занятость наиболее молодых групп работников. Около 40% занятых в возрасте 15-19 лет были заняты неформально, в более старшем возрасте (20-29 лет) этот показатель снижается в два раза (Гимпельсон, Зудина, 2014). Исходя из описательной статистики, мы предполагаем, что наиболее молодой возраст (15-19 лет), отсутствие профессионального образования и проживание в сельской местности повышают вероятность быть занятым в неформальном секторе. Это сопряжено с низкой заработной платой, худшими и опасными условиями труда, исключением из правового поля регулирования трудовых отношений. Социально-экономические трансформации сельских территорий, произошедшие в постсоветский период, обуславливают гетерогенность современного сельского рабочего класса, изменение условий труда и жизни его молодых представителей. В ходе исследований сельских муниципалитетов была выстроена центр-периферийная модель Тюменской области, которая наглядно демонстрирует то, как распределяются экономические агенты на её территории: 1) Центры и субцентры – локальные двигатели экономики, представленные несколькими типами поселений (крупные индустриализированные деревни, стягивающие как городское, так сельское население окрестных территорий для работы на крупном предприятии; административные и экономические районные центры, где большинство населения занято в бюджетных учреждениях, на предприятиях малого и среднего бизнеса; северные отраслевые поселения, где основными работодателями являются предприятия нефтегазовой отрасли; многофункциональные поселения, для которых характерно наличие нескольких предприятий различной отраслевой принадлежности); 2) Полупериферия - первый круг поселений вокруг центров (многоукладные поселения, тяготеющие к районным центрам и являющиеся зоной конкуренции экономических агентов разного типа - сферы лесопереработки, лёгкой промышленности, туризма, придорожный сервис и пр.; «спальные районы», которые активно осваиваются горожанами (дачи, коттеджная застройка), при этом местное население, в основном, работает в городах и на пригородных предприятиях; зависимые поселения, являющиеся спутниками райцентров и обладающие минимумом ресурсов развития, высокой миграционной мобильностью; 3) Периферийные поселения - удалены от крупных городов, асфальтированных магистральных дорог, характеризуются высоким миграционным оттоком, большой долей незанятого населения и отходников, сравнительно низкой обеспеченностью муниципальных бюджетов. В Тюменской области это обширная группа поселений, в которых мы выделили такие типы, как северный (квазитрадиционный уклад жизни, географическая изоляция, полунатуральные хозяйство на основе земледелия и промыслов) и южный (мелкотоварное хозяйство на основе скотоводства, неформальные экономические практики как средство жизнеобеспечения). Гражданско-политическую субъектность индивида мы определяем как совокупность интериоризированных представлений, ориентаций, предпочтений, ожиданий, моделей понимания гражданско-политической реальности, формирующих основные направления его активности в общественно-политическом пространстве. Основными её элементами являются: гражданская компетентность; совокупность ценностных ориентаций; гражданская идентичность; гражданская активность. Мы отказываемся от конвенциальной практики «шкалирования» данного феномена от «бессубъектности» к «субъектности» и признаем существование разных моделей гражданско-политической субъектности, основанных на разных типах политической культуры: в политических культурах инклюзивного типа складывается гражданская нация, а взаимодействие с государством носит горизонтальный характер; в обществах, где превалируют экстрактивные институты, субъектность формируется в условиях вертикальной нации с превалированием государства. Исходя из этого были выделены патерналистская и активистская модель гражданско-политической субъектности. На формирование гражданско-политической субъектности нового рабочего класса современной России оказали влияние пять макрофакторов: утрата рабочим классом центральной роли в государственной идеологии и распад традиционного советского рабочего класса как травмирующее событие, обусловившее рост протестного движения в 1990-е гг.; реструктуризация рабочего класса и девальвация рабочих профессий в сфере промышленного производства вследствие перехода российской экономики к постиндустриальной стадии; рост благосостояния рабочего класса в 2000-е гг., вызванный благоприятной внешнеэкономической конъюнктурой; появление новых форм политической идентичности, связанной с протестным движением 2011-2012 года, в котором группа рабочих выступила в качестве контрпротестной силы; активизация политических и культурных инсценировок, закрепляющих статус рабочих как фундамента социального порядка. С начала 2000-х гг. как результат экономической стабилизации, идеологического воздействия государства и корпоративных агентов, усиливается формирование патерналистского, этакратического типа гражданско-политической субъектности нового рабочего класса, рассматриваемое как инструмент консолидации и мобилизации общества. Репрезентация нового рабочего класса в общественно-политическом пространстве представляет его носителей как сторонников стабильности, противников резких социальных изменений, разделяющих политическую программу действующей власти. Категориальное поле исследований жизненной динамики конституируется тремя ключевыми понятиями, имеющими различный теоретический фундамент: жизненные стратегии, жизненный путь и биография. Жизненные стратегии можно рассматривать в узком смысле как социально укоренные и структурно ограниченные устойчивые линии поведения индивидов и социальных групп в планировании и рационализации собственной биографии, или же в широком смысле как круг личностных диспозиций, интенций и поведенческих практик, закрепляющийся на уровне нормативных паттернов социальной группы. Нами были обозначены три наиболее часто встречающихся основания типологизации жизненных стратегий в современной российской социологии: ценности и нормы, являющиеся фундаментом выбора стратегии; характер влияния социальных условий, в том числе институциональных структур; содержание и степень проявления субъектности индивида. Имеющиеся в отечественной науке типологии жизненных стратегий были классифицированы по указанным основаниям с учетом дополнительных типообразующих признаков (направленность жизненной стратегии, исходные принципы её формирования и ожидаемые результаты реализации): культурориентированные, институционально ориентированные и субъектно-ориентированные типологии. Мы будем рассматривать жизненные стратегии в двух ракурсах: в процессуальном аспекте как способ управления личностью собственной жизнью посредством формирования образа желаемого будущего, а также как имеющийся в тот или иной промежуток времени результат рационализации некоторой цели, воплощенный в конкретный долгосрочный план её достижения с учетом имеющихся ресурсов, структурных ограничений и форм социального капитала. К числу оснований построения многомерной модели жизненной стратегии мы относим: классовую и профессиональную идентичность; образовательные траектории; особенности трудового и экономического поведения; гендерные и семейные установки; гражданские и политические установки; темпоральные аспекты жизненных планов (См. «Приложение 1»). Анализ актуальных отечественных и зарубежных подходов к исследованию жизненной динамики демонстрирует целесообразность использования методологического подхода «агентности внутри структуры» (Р.Сеттерстен и Л.Ганнон), позволяющий нам сочетать холистский алгоритмический подход, рассматривающий жизненный путь как структурно организованную целостность, и герменевтическую перспективу в исследовании жизненных стратегий, способов их легитимации и конкретных форм реализации молодыми людьми нового рабочего класса. Данное исходное допущение задает логику эмпирической концептуализации исследования, сбора и анализа эмпирических данных: в количественной части исследования мы следуем логике алгоритмического подхода, позволяющего методами кластерного анализа выявить типы перспективных траекторий социальной мобильности как компонентов жизненной стратегии; на следующем этапе мы обращаемся к возможностям феноменологического подхода, анализируя индивидуальные биографические ситуации. Избранный методологический фрейм, сближающий биографический и количественный алгоритмический подход позволяет учесть классовые барьеры и ограничения (а также дополнительные структурные параметры, такие как гендерное неравенство и пространственная дифференциация) в планировании и реализации жизненной стратегии молодежью, при этом отказавшись от структурного детерминизма в трактовке жизненной стратегии и сконцентрировавшись на индивидуальной субъектности в анализе того, как реализуются те или иные устойчивые классовые жизненные паттерны, и как они согласуются с избранной субъектом жизненной стратегией. Анализ фундаментальных положений социологии повседневности А.Щютца, концепции длительности А.Бергсона, понимающей социологии М.Вебера, темпорального аспекта концепции власти М.Фуко, теоретических обоснований «нормативного времени» в рамках исследований жизненного пути позволил обозначить исходные принципы, заложенные в основу дальнейших концептуальных построений и эмпирических выводов относительно темпорального измерения жизненный стратегий рабочей молодежи. Апробированный в течение первого года инструментарий биографического интервью предоставляет нам возможность проследить общую траекторию формирования текущего запаса знаний в перспективе первичной рефлексии информантов и выявить взаимосвязь компонентов конструкта «будущего» с событиями их предшествующего опыта; определить воздействие компонентов образа личного и социального будущего на мотивацию действий информантов; обозначить компоненты классового опыта и выявить агентов влияния на суждения информантов в рамках их жизненного мира на различных этапах биографии; выявить соотношение дисциплинирующих темпоральных порядков и субъективного восприятия времени, личных планов информантов и нормативных темпоральных паттернов, стабилизирующих структуры жизненного пути представителей интересующего нас социального класса. В ходе выполнения задач проекта, в течение первого года был проведен историко-социологический анализ процессов формирования рабочего класса на территории современной Тюменской области; формирования новой классовой культуры как результата целенаправленной государственной политики в первые десятилетия советской власти; обоснована возможность и необходимость включения в состав рабочего класса наемных работников сервисной сферы; проанализирована гендерная специфика классовой дифференциации, выявлены критерии определения классовой позиции женщин и способы нормализации гендерного неравенства в конвенциальных подходах зарубежного классового анализа, кризис легитимности данных теоретических конструктов; рассмотрены законодательные основы и направления деятельности основных субъектов государственной молодёжной политики г.Тюмени и Тюменской области в интересах представителей молодёжи рабочего класса, корпоративная политика предприятий региона (АО «Тюменнефтегаз», ПАО «Газпромнефть-Тюмень», ООО «Газпром Межрегионгаз Север», Тюменское отделение Свердловской ОАО «РЖД») в контексте развития потенциала молодежи рабочего класса, представлены практические рекомендации. Результаты представлены в опубликованных статьях и теоретических разделах запланированной к изданию в 2019 г. коллективной монографии.

Аннотация результатов, полученных в 2018 году
Второй год реализации проекта был посвящен сбору, анализу и обобщению авторского эмпирического материала, апробации результатов прикладного исследования. В соответствии с разработанным на первом этапе реализации проекта дизайном исследования, инструментарием и методиками сбора социологических данных осуществлён массовый опрос, опрос экспертов, биографическое интервью. Исследование опиралось на стратегию микс-методов, где количественные данные позволили выделить наиболее общие тренды, а также структурные барьеры и ограничения, характеризующие жизненный путь молодого представителя нового рабочего класса, а качественные данные открыли герменевтическую перспективу в исследовании ценностей, нормативных паттернов и жизненных стратегий, способов их легитимации и специфических форм применения рабочей молодежью. Сбор количественных данных осуществлялся в Уральском федеральном округе, включая три крупных города (Екатеринбург, Тюмень, Курган) и типичные сельские поселения в этой местности. В качестве объекта массового опроса выбрана молодежь нового рабочего класса в возрасте от 15 до 29 лет, проживающая на территории УрФО. Было опрошено 1534 респондента, использована целевая многоступенчатая выборка по четырем объективным критериям: возраст (около 500 человек в каждой из возрастных групп, соответствующих периодизации когорт в официальной статистике РФ: 15-19 (33%), 20-24 (33.4%) и 25-29 (33.6%) лет; пол – мужской (50.3%) и женский (49.7%); место жительства – город (76.2%) и сельская местность (23.8%) в соответствии с распределением населения в УрФО (80% - городское население, 20% - сельское); сфера занятости – промышленность и техническое обслуживание (45.2%) и клиентский сервис (54.8%). Одновременно с массовым опросом проводился опрос экспертов, в качестве которых выступили как непосредственные руководители молодых рабочих, так и эксперты из числа управленцев более высокого уровня, в том числе региональные руководители сферы молодежной политики (всего опрошено 100 экспертов). Качественное исследование проводилась в г. Тюмени. Все его участники на момент интервью были заняты на профессиональных позициях рабочего класса, при этом не являясь студентами вузов очной формы обучения. Выборочная совокупность составила 31 информанта: 14 представителей «традиционного» рабочего класса, занятых в сфере промышленности, добычи полезных ископаемых, строительства и технического обслуживания; 17 молодых рабочих, занятых в сфере ритейла и других видов клиентского сервиса. Результаты текущего этапа исследования отражены в коллективной монографии «Молодежь нового рабочего класса современной России» (г.Москва, издательство «ФЛИНТА», 2019, 24 п.л.). В книге изложен анализ мирового и отечественного опыта постановки и решения проблем в актуальном дискурсе классового анализа, обобщено влияние процессов трансформации капитализма на положение рабочего класса в ХХ веке, предложено авторское определение понятия «новый рабочий класс» и обоснованы критерии выделения этой социальной группы. Доказывается, что к новому рабочему классу современной России можно отнести не только представителей промышленного производства и технического обслуживания, но и работников наемного труда, занятых в сервисной сфере, что является конвенциональным знанием для зарубежного научного дискурса постиндустриальной эпохи. Аргументировано отнесение сельскохозяйственных рабочих к исследуемой социальной группе при условии их соответствия выделенным критериям. Изучено реальное экономическое положение и предложены модели экономического и трудового поведения молодёжи, проанализирована динамика форм протестного рабочего движения, участие в профессиональных союзах, политических партиях и других формах общественных объединений. Представлены результаты независимой оценки молодежью НРК федеральной и региональной молодежной политики, а также корпоративных практик социальной поддержки. Исследован процесс конструирования классовой идентичности и классового самосознания, выявлены существующие противоречия. На основании данных биографического интервью проведен анализ трансляции поведенческих паттернов, норм и ценностей классовой культуры в процессе социализации на этапе детства и юношества, способов их воплощения во взрослой жизни информантов; обозначены институциональные, материальные и символические факторы воспроизводства и трансформации детских и молодежных досуговых сообществ в рабочей среде. Обоснована необходимость актуализации исследования гендерного неравенства с учетом классового статуса, рассмотрены существующие в повседневной культуре нового рабочего класса гендерные режимы, способы межпоколенной трансляции гендерных нормативных паттернов, микрополитики власти и доминирования в рабочих семьях, формы их дискурсивного производства и легитимации. На первом этапе реализации проекта в результате теоретического анализа было сформулировано определение нового рабочего класса: под новым рабочим классом (НРК) современной России мы понимаем группу наемных работников, занятых во всех сферах материального производства и сервиса, труд которых рутинизирован, разделен на стандартизированные сегменты, поддаётся алгоритмизации и количественному нормированию результатов; не участвующих в управлении и не имеющих прав собственности в организации, в которой они трудятся. Второй этап потребовал эмпирической концептуализации базовых признаков, разработки индикаторов для их измерения и воплощения в инструментарий исследования. Эмпирическая информация, раскрывающая сущность и признаки нового рабочего класса, показала, что идет процесс осознания классовой идентичности большой группой наемных работников современной России, при этом идентификация со средним классом теряет популярность. Для более чем 50% молодых людей, принадлежащих к традиционному рабочему классу, идентификация с ним по-прежнему значима, среди сервисных работников чуть более 30% относят себя к рабочему классу, предпочитая профессиональную идентичность классовой. Идентификация с рабочим классом усиливается по мере взросления, при сравнении младшей и старшей групп увеличивается на 10%. Тем не менее, классовая идентичность молодёжи НРК является фрагментарной и неустойчивой, что выражается в её отношении к собственному классу и представителям других социальных страт и групп. Почти 80% респондентов отметили, что относятся к рабочим «с уважением», однако сохранить сегодняшний статус хотели бы всего 8,8% респондентов. Это говорит о кризисе идентичности в среде рабочей молодежи, отсутствии перспективы роста классового самосознания. Наиболее вероятный способ повышения социального статуса молодые рабочие усматривают в предпринимательской деятельности. Выполненный анализ показал наличие существенных различий в подходах отечественных и зарубежных авторов к изучению экономического и трудового поведения, позволив сформулировать собственные операциональные определения данных видов социального поведения. По результатам исследования сконструированы априорные модели экономического и трудового поведения молодёжи нового рабочего класса, которые были условно названы: «терпеливое молчание»; «адаптивное приспособление»; «активное действие». Каждая из данных моделей связана с социальным самочувствием молодого человека, его финансовыми и трудовыми жизненными стратегиями. Было установлено, что подавляющее большинство молодёжи НРК по уровню доходов можно отнести к наименее обеспеченной части населения, чьи доходы не превышают порога бедности. Негативные характеристики материального положения сильнее выражены среди женщин, молодёжи 15-19 лет, работников сферы услуг и жителей сельских районов. Новое поколение, вступившее в ряды рабочего класса, обладает своими представлениями о месте труда в своей жизни: они не имеют приоритета пожизненного найма в одной организации, не рассчитывают на помощь профессиональных ассоциаций и коллег. Следовательно, потенциально российская молодёжь нового рабочего класса осознаёт вызовы новой эпохи глобальных рынков занятости, адаптироваться же к ним и обеспечить приемлемый уровень жизни получается лишь у представителей отдельных профессиональных групп. Анализ распределения молодежи НРК на территории сельских поселений Тюменского региона завершился выделением трёх региональных кластеров по принципу их социально-экономического развития и их удалённости от административных центров: центры и субцентры, полупериферия, периферия. В рамках предложенной типологии определены основные группы населения, доля которых преобладает в каждом из кластеров. Периферийные субъекты в своём составе содержат внеклассовые структуры, отчужденные от экономической активности, а также представителей низшей страты нового рабочего класса с высокой долей рутинного труда, низким уровнем применения актуальных технологий производства и обслуживания. Полупериферийные регионы в значительной мере опираются на квалифицированный и неквалифицированный рабочий труд, что способствует наибольшему распространению маятниковой миграции наемных работников из периферийных сел в более крупные поселения и города. В центрах и субцентрах сосредоточены крупные агрокорпорации, где труд рабочих связан с использованием высокотехнологического оснащения и требует от работника достаточно высокой квалификации. В исследовании политической субъектности молодежи НРК в отчетном году осуществлена эмпирическая типологизация респондентов на основе двух базовых моделей гражданско-политической субъектности: активистской и патерналистской, выявлена специфика данных типов. На основании эмпирических данных сделан вывод, что гражданско-политическая субъектность молодежи нового рабочего класса тяготеет к патерналистскому, вертикальному типу. С опорой на концепцию Г.Алмонда и С.Вербы утверждается, что среди российской рабочей молодежи сформирована парохиально-подданническая политическая субъектность, с преобладанием подданических ориентаций по отношению к ключевым политическим акторам и парохиальными установками относительно участия, активности в качестве граждан в пространстве политики. В частности, отчетливо наблюдается репрезентация образа сакральности макрообъектов и макросубъектов политической системы в сознании молодежи НРК. Гордость историей, патриотические установки позволяют говорить о высокой степени идентификации с данными объектами. Кроме того, достаточно велика поддержка существующего политического курса и предлагаемой в его рамках повестки. Вместе с тем, наблюдается масштабное сознательное дистанцирование от политики, ощущение отсутствия способности влиять на политические процессы. Анализ культурной агентности молодежи НРК показал, что в российских реалиях не фиксируется «рабочего ответа» на гегемонию культуры среднего класса ввиду отсутствия ярко выраженного классового антагонизма в культурном пространстве и различий в потребительских практиках между средним и рабочим классом, низкого креативного потенциала и субкультурной активности рабочей молодёжи, ограниченного набора культурных практик, предполагающих потребление готового информационного контента, а также ввиду изменения материальных, нормативных и символических условий существования и воспроизводства молодежных сообществ в рабочей среде. Досуг молодых представителей нового рабочего класса перетекает в Интернет либо замыкается в узком кругу друзей или семьи. Включение в публичные пространства происходит в моменты приобщения к популярной культуре или удовлетворении базовых потребностей, при этом по мере увеличения материального благосостояния культурные запросы исследуемой группы молодёжи остаются прежними. В анализе гендерных аспектов культуры нового рабочего класса было установлено, что нормативный паттерн мужчины-добытчика, обладающего властью в семье на основании контроля над экономическими ресурсами, по-прежнему является доминирующим среди юношей, однако их жизненный опыт и опыт родительских семей в большинстве случаев не соответствует идеально-типической конструкции доминирующего гендерного порядка. Экономические факторы закрепляют условия для воспроизводства практик структурного доминирования мужчин в семейной сфере, сохранение позитивной нормативной установки относительно паттерна мужчины-добытчика. В ходе реализации второго года проекта, который был посвящен сбору и анализу эмпирического материала, были также поставлены и решены некоторые теоретические задачи. Предложенные теоретические обоснования и эмпирические выводы опубликованы в коллективной монографии, статьях исследовательской группы, докладывались на крупных международных конференциях, в том числе Британской и Австралийской социологической ассоциации.

Аннотация результатов, полученных в 2019 году
Результаты текущего этапа исследования отражены в коллективной монографии «Жизненные стратегии молодежи нового рабочего класса» (г. Москва, издательство «ФЛИНТА», 2020, 408 с.). В работе производится сравнение эвристических возможностей российского дискурса жизненных стратегий и теорий жизненного пути, конвенциональных для западной социальной науки. Аргументируется концептуальная недостаточность российских подходов к изучению жизненных стратегий молодежи и предлагается авторский подход, интегрирующий данное понятие в дискурс исследований жизненной динамики, актуальный для мировой науки. В рамках дискуссии об изменении положения рабочего класса в условиях современного глобального капитализма предложено авторское определение понятия «новый рабочий класс» и критерии выделения этой социальной группы с учетом российской специфики. Доказывается целесообразность применения принципа многомерной типологизации жизненных стратегий рассматриваемой группы на основании таких признаков, как классовая и профессиональная идентичность, образовательные траектории, особенности трудового и экономического поведения, гендерные и семейные установки, стиль жизни и культурные практики, субъективная темпоральность, пространственная мобильность. Монография основана на данных авторского эмпирического исследования, включающего в себя массовый опрос и глубинное биографическое интервью с молодёжью нового рабочего класса, опрос экспертов, контент- и дискурс-анализ онлайн-версий традиционных СМИ и материалов социальных сетей. Третий год реализации проекта был посвящен анализу отдельных аспектов жизненных стратегий молодежи нового рабочего класса в разных сферах жизни, а также выявлению форм и способов репрезентации рабочей молодежи в российском медиапространстве. В соответствии с планом в научный дискурс были введены теоретические понятия «модель экономического поведения рабочей молодежи», «модель трудового поведения рабочей молодежи», собраны и проанализированы эмпирические данные, раскрывающие сущность данных понятий; произведена оценка распространенности разработанных на предыдущем этапе априорных моделей трудового поведения молодежи НРК с использованием методов факторного и кластерного анализа. С позиции концептуальных оснований исследований жизненного пути (“life course studies”) проанализированы темпоральные паттерны жизненного пути рабочей молодежи, выявлены противоречия нормативных паттернов ключевых социальных переходов в сознании молодежи и их реальных временных рамок. Теория баланса работы и личной жизни (“work-life balance theory”) помогла прояснить темпоральные аспекты жизненных стратегий молодежи в трудовой сфере. Проанализирована пространственная мобильность и произведена диагностика миграционных намерений рабочей молодежи. Обоснованы различия образовательных стратегий молодых людей из нового рабочего класса в их связи с трудовыми стратегиями и моделями трудового поведения. Произведена экспликация категории «образ будущего», его роли в формировании жизненных стратегий молодежи. На основании контент- и дискурс-анализа материалов из средств массовой информации в сети Интернет, социальных сетей, политических текстов выявлены формы репрезентации рабочей молодежи в современном российском медиапространстве, корреляция социального образа рабочей молодежи, транслируемого в медиа, и реальных практик саморепрезентации её представителей. Эмпирические данные по выборочной совокупности молодежи нового рабочего класса подтверждают общемировые тенденции, такие как увеличение длительности перехода к взрослой жизни, дисперсия событий на протяжении данного транзитивного периода, необходимость совмещения учебы и работы. Традиционные маркеры успешного перехода во взрослую жизнь сохраняют свою значимость для рабочей молодежи, как и социально одобряемые возрастные рамки ролевых переходов, предписывающие завершение процесса взросления в 30 лет. Данные демонстрируют распространенную в российском обществе нормативную ориентацию на создание семьи в период с 20 до 30 лет, раннее начало трудовой деятельности и быстрое карьерное продвижение, однако последовательность указанных событий специфична для представителей рассматриваемого социального класса: около трети опрошенных выразили готовность начать работать в возрасте до 18 лет, абсолютное большинство уверено в необходимости комбинирования учёбы и работы. Семья остаётся основополагающей ценностью для опрошенных молодых людей, однако обнаружено несоответствие семейных нормативных паттернов и реального демографического поведения молодёжи нового рабочего класса. Тем самым, ценность традиционных структур жизненного пути сохраняется в сознании исследуемой группы, в то время как текущие социальные условия не позволяют её представителям воплощать значимые события в реальность в желаемых возрастных границах и в полной мере. С учетом специфики исследовательских задач проекта, в качестве инструмента для анализа трудового поведения был избран темпоральный аспект жизненных стратегий молодежи нового рабочего класса, а именно баланс между работой и личной жизнью. В результате факторного и кластерного анализа выделены три социальных типа рабочей молодежи («зарабатывающие», «выживающие», «адаптированные»), каждому из которых соответствует свой тип трудового поведения и образовательных стратегий. «Зарабатывающие» (35,6%) соответствуют модели трудового поведения «активное действие», они успешно реализуют свои профессиональные навыки и ориентированы на стратегию максимизации материального благополучия, при этом игнорируя низкий уровень комфорта на рабочем месте. Неблагоприятное влияние конфликта между работой и личной жизнью ощущается ими, однако из-за сознательной ориентации на материальные блага и карьеру переживается не очень остро. Эта группа молодежи ориентирована на восходящую социальную мобильность посредством повышения образовательного уровня и профессиональной квалификации. Для «выживающих» (40,2%) базовая модель трудового поведения – «терпеливое молчание». Представители этого типа ориентированы на стратегию выживания в неблагоприятных условиях рабочей среды и дефицита свободного времени, вынуждены часто работать в режиме сверхнормативной занятости, имея при этом сменный или «плавающий» график. Работа является для них вынужденным инструментом для выживания, а не приоритетной сферой личностной самореализации. Они наиболее остро ощущают конфликт между работой и личной жизнью из-за неблагоприятного воздействия факторов рабочей среды и дефицита свободного времени на социальные потребности. Образовательные стратегии группы практически не выражены, её участники не планируют получение дополнительного образования, не стремятся повышать уровень квалификации. «Адаптированные» (24,2%), для которых основная модель трудового поведения – «адаптивное приспособление», представлены рабочей молодежью, которая преимущественно ориентирована на личное развитие в их собственном понимании и досуговые практики. Они не ощущают выраженного конфликта между работой и личной жизнью. В ущерб материальному вознаграждению они готовы проводить рабочее время в комфортной обстановке за общением с коллегами, стараясь сохранять приемлемый для их потребностей баланс между работой и свободным временем. Для них характерна прагматическая стратегия, состоящая в минимизации трудовых затрат, мимикрии и встраивании в социальные институты, адаптации к их требованиям с минимально возможными потерями для собственного свободного времени. Образовательные стратегии представителей данного типа схожи с группой выживающих, хотя и обусловлены совершенно другими мотивами. Таким образом, модальной группой среди нашей выборочной совокупности оказываются те, кто работает наиболее интенсивно при максимально длительном рабочем времени, но не имеет возможности удовлетворить в полной мере свои потребности и оказывается в условиях стратегии выживания. Несмотря на завуалированность риторикой социального оптимизма, свойственной молодежи, в долгосрочной перспективе данные тенденции могут рассматриваться как достаточные причины для обострения классового конфликта и роста протестных настроений в среде рабочей молодежи. Декларируемое сохранение в общественном сознании факта престижности, ценности образования никак не влияет на личные жизненные планы и даже на профессиональный выбор молодежи нового рабочего класса. На сегодняшний день в российских реалиях, как и в других развитых капиталистических странах, снижается роль института образования в качестве канала социальной мобильности. Выступая скорее фактором сегрегации, система образования на всех уровнях воспроизводит существующую классовую структуру, о чем свидетельствуют и позиции наших респондентов из числа рабочей молодежи и экспертов, утративших веру в меритократические идеалы. Наличие высшего образования дает представителям рабочего класса незначительное конкурентное преимущество в борьбе за рабочие места ввиду кумулятивного эффекта иных классовых барьеров, обусловленных различиями в социальном, финансовом и культурном капитале. Повышение образовательного уровня в качестве приоритета жизненной стратегии рассматривают лишь около трети рабочей молодежи, принадлежащей к социальному типу «зарабатывающие». Можно сказать, что две трети опрошенных не стремятся и не видят возможности повысить свой социальный статус в силу структурных ограничений или осознанного личного выбора. Доминирование горизонтальной образовательной стратегии большей части молодого поколения рабочего класса являются признаками сохранения его классовой идентичности, стабилизации классовой структуры современной России. Две трети молодежи исследуемой группы не ориентированы на выход из профессии, они стремятся к стабильности, гарантированной занятости, социальным льготам и достаточному для «нормальной» жизни заработку. Анализ репрезентации молодежи нового рабочего класса в популярных СМИ продемонстрировал, что классовый подход к проблемам молодежи фактически вытеснен из официального дискурса. Зависящие от государственной поддержки медиаагенты выступают как акторы, конструирующие рабочую молодежь в качестве референтной группы и стремящиеся оказывать влияние на жизненные стратегии её представителей посредством наполнения позитивными смыслами их текущей идентификации с профессией и образа будущего как успешного мастера своего дела. Тем не менее, транслируемый в медиа образ рабочей молодежи слабо коррелирует с реальностью, не соответствует эмпирически выделенным социальным типам молодежи НРК, стратегиям их поведения на рынке труда. Дискурс носит патерналистский характер: молодые рабочие и учащиеся позиционируются как пассивные субъекты ситуации, активными агентами являются органы власти, работодатели, центры занятости, наставники, профсоюзы, молодежные организации. Внимание сосредоточено на проблемах труда и занятости, а также миграции. Внерабочий контекст (дом, семья, хобби, досуг и т.д.), где молодой представитель НРК мог бы быть представлен как индивидуальность или член сообщества, а не только как часть трудового коллектива, в дискурсе не артикулирован. Тема досуга молодежи затрагивается лишь в репортажах о корпоративных мероприятиях или демонстрации мер по борьбе с вредными привычками. Основные паттерны репрезентации рабочей молодежи в актуальном дискурсе популярных федеральных газет не учитывают современные формы занятости и гибкий характер рабочих графиков; практически игнорируют существующее гендерное неравенство на рынке труда и недостаточно уделяют внимание территориальной специфике труда и образа жизни молодежи нового рабочего класса. Анализ практик саморепрезентации и способов повседневного взаимодействия рабочей молодежи в виртуальном пространстве позволяет сделать вывод о начале процесса формирования виртуальной социальной идентичности молодежи нового рабочего класса. В интернет-среде рабочая молодежь уже сегодня ощущает себя в качестве единой группы со схожими жизненными траекториями, условиями занятости и образом жизни, что позволяет им дистанцироваться от правящего класса. Эмпирический анализ трудовых и образовательных стратегий молодежи НРК, темпоральности базовых траекторий её жизненного пути, множественных граней реперезентации в медиа и саморепрезентации в виртуальном пространстве в сочетании с проведенной в первый и второй год теоретической концептуализацией и эмпирическими результатами позволили коллективу авторов поставить новые задачи для продолжения исследований по тематике проекта.