Аннотация результатов, полученных в 2019 году
Исследование проводилось в соответствии с планом и задачами, указанными в заявке. Одной из ведущих гипотез проекта является гипотеза о произошедшем в начале двадцатого века «темпоральном повороте», что означает, что время из «объективного», то есть из простого физического времени, превратилось в фактор, конституирующий сам характер человеческой жизни и отношения человека к миру. В таком ключе проблема времени была поставлена прежде всего Э. Гуссерлем (время как форма сознания), А. Бергсоном (время как длительность, вбирающая в себя прошлое и будущее в настоящем) и М. Хайдеггером (время как особая форма бытия к смерти). Однако для того, чтобы говорить о «темпоральном повороте» недостаточно просто указать на эти фигуры. Напротив, мы исходим из того, что эти фигуры не инициировали новое восприятие времени, а выразили его. Для того, чтобы это продемонстрировать, мы вводим в круг анализа фигуры так называемого «второго плана», не ограничиваясь при этом только кругом философии, но расширяя его на представителей других отраслей культуры. Так, поле зрения нашего исследования охватывает помимо философов (М. Шлик, А. Мейононг, А. Бергсон, Г. Зиммель и др.), также композиторов (А.Н. Скрябин), художников (П. Клее) и литераторов (Л. Липавский). Показав, что время можно рассматривать как трансцендентальное основание в кантовском смысле, то есть как условие возможности опыта, мы пытаемся реконструировать основные измерения временнóго бытия человека. Здесь ведущей является идея о том, что время входит в человеческую жизнь через смысл (отв. -руководитель проекта М.Е. Соболева), а значит, что для человека в его обычном бытии нет абстрактного или «пустого» времени, напротив, его время всегда наполнено. Это позволяет поставить проблему о «человеке в своем времени» и понять человека сквозь призму времени и время через характер человеческой формы жизни. Так, благодаря исследованию творчества Скрябина (отв. - исполнитель проекта Г.П. Хазиев) и Клее (отв. - исполнитель проекта С.П. Пургин) мы обнаруживаем понимание времени как творческого акта. У Скрябина предельно остро выражена идея о том, что время возникает в результате различения: только вычленяя нечто из потока неразличимого мы формируем время. Сила человека состоит, согласно ему, в том, что он способен воздействовать на время и тем самым формировать будущее. Скрябин представляет себе движение в будущее как мистерию и видит в синтезе искусств возможность спасения человечества перед угрозой войн и мировых катастроф. Демиургические мотивы у Скрябина сочетаются с мессианскими, что несмотря на их символическое выражение, роднит его восприятие времени с общими революционно-перестроечными настроениями начала двадцатого века. Те же настроения обнаруживаются в творчестве П.Клее, основную философскую идею которого можно выразить его же собственными словами о том, что форма мертва, а процесс – это жизнь. Время как время творческого процесса предстает у Клее в качестве основной формы существования, а человек понимается им как демиург в изначальном смысле этого слова как «человек, занятый делом». Согласно Клее, существует универсальное время, скрывающее истину, и путь к истине состоит в разложении времени на отдельные элементы. Такой «атомизм» выражает творческое кредо художника: искусство, согласно ему, не воспроизводит видимое, а делает нечто зримым (видимым). «Я – Бог», - говорит о себе Клее, выражая при этом идею власти человека над временем через познание и одновременное сотворение истины. Феномен Скрябина и Клее дает возможность поставить вопрос о драме включенности индивидуума в социальное время. Здесь также возникает целый комплекс вопросов: следование за временем или его опережение; подчинение времени или формирование его; включенность индивидуума в общественное время или отчуждение от него; совпадение или рассогласование индивидуального и общественного времени. Что такое вообще время, в котором мы живем? Этот вопрос ставится всеми мыслителями первой начала двадцатого века, включая представителей неокантианства (Г. Коген, П. Наторп, Г. Риккерт), феноменологии (Э. Гуссерль, А. Мейнонг), философии жизни (А. Бергсон, Г. Зиммель) и т.д. На этот же вопрос можно попытаться ответить, исследуя временные закономерности развития искусства. Так, обнаруживается два парадигматических понимания современности (отв. - исполнитель проекта Т.А. Круглова): современность может быть понята или как полное отрицание существующего как всегда уже прошлого, что отчетливо демонстрируют авангардистские и футуристические течения в искусстве начала двадцатого века, или же как вечное настоящее, что выражается в ренессансе неоклассицизма в тридцатых годах двадцатого века. Вопрос о современности ставится также в исторической науке. Ярким примером этого является подход к периодизации истории в СССР в конце двадцатых-начала тридцатых годов (отв. - основной исполнитель проекта Е.П. Емельянов). Признание современности в качестве важнейшего этапа общественного развития привело к упразднению истории как предмета из учебных программ школ, техникумов и ВУЗов и замены ее на обществоведение. Лишь в тридцатые годы история была снова введена как специальный предмет, причем в основу периодизации истории был положен марксистский принцип соотношения между производительными силами и производственными отношениями вместо простого линейного движения общества от древности и средневековья к новому времени и современности. Таким образом, историческое время перестало быть нейтральным и абстрактным, а получило свое содержательное наполнение. Такой подход к истории отражает тенденции к рационализации времени в духе начавшейся технологической эпохи, но одновременно можно также наблюдать тенденции к иррационализму. Здесь показательным становится пример киноэкспрессионизма, сфокусированного прежде всего на телесном языке эмоций. Разумеется, это обусловлено в первую очередь технической ограниченностью кино тех лет (его немотой), но это не единственное объяснение. Внимание к эмоциональной жизни человека можно интерпретировать как кризис рационалистической идеологии просвещения, доминировавшей в культуре, начиная с Нового времени. Можно выявить явные параллели между процессами, происходящими в кино, литературой, философией жизни, экзистенциализмом и психоанализом (отв. - исполнитель проекта А.Е. Якимов). Происходит своеобразная конвергенция различных по художественной форме дискурсов, объединенных идеей времени. Интерес к эмоциональной жизни человека был во многом вызван историческими пертурбациями рассматриваемого в проекте периода времени. Характерно, что в этот период эмоции начинают выполнять те функции, которые раньше выполнял разум: они на свой лад формируют наше видение мира. Так, согласно Л. Липавскому именно эмоциональное отношение к миру – прежде всего, ужас – привносит в мир время. Мир, существующий сам по себе, вневременен и находится в состоянии гомеостаза, но человек разрушает это равновесие за счет привнесения в него времени. Поскольку внедрение в мир времени представляет собой опыт разрушения, то можно говорить о негативной онтологии (отв. - исполнитель проекта А.А. Сысолятин). При этом сам человек находится в состоянии дисбаланса, некоего психологического кризиса и способен освоить только ту часть мира, которую он схватывает в речи. Возникновение действительности из опыта человека ставит вопрос о соотношении объективности и субъективности в ней. Один из аспектов этого вопроса – это вопрос о соотношении норм и ценностей. Можно сказать, что возникшие в начале века теории ценностей и норм нацелены на разрешение этого временнóго по своей сути парадокса. В этой связи можно упомянуть А. Мейнонга, М. Шлика и др. (отв. – основной исполнитель проекта Е.С. Черепанова и исполнитель проекта - А.М. Давлетшина). Этот парадокс заключается в объективной значимости нормы и ее субъективном (общественном) происхождении. Отсюда возникают вопросы об общезначимости или условности норм, о статусе ценностных суждений как универсальных или временных, о норме и индивидуальных ценностях и т.д. Важным условием их разрешения является используемый для этого метод (отв. - основной исполнитель проекта П. Боянич). Как видно из данного краткого обзора результатов работы коллектива за 2019 г., вскрыт целый комплекс проблем, связанных между собой категорией времени, решение которых может прояснить ситуацию человека в его отношении к миру, к другим людям и к самому себе. Дальнейший анализ этих проблем будет осуществлен в ходе работы в рамках проекта. По результатам исследований за год опубликованы 1 статья в журналах, индексируемых в WoS/Scopus, 5 статей в журналах, индексируемых в РИНЦ, а также представлены 8 докладов на международных научных конференциях. Организованы 6 российских и зарубежных командировок для работы в библиотеках, научных центрах и архивах. Проведены 3 научно-исследовательских семинара для участников проекта. Проведена публичная презентация проекта в Ельцин Центре г. Екатеринбурга. Работа проектной группы отражена на сайте УРФУ (https://urgi.urfu.ru/en/research/laboratories/tolerance/projects/a-man-in-his-own-time/) и в социальной сети Facebook (https://www.facebook.com/groups/342918633275863/?ref=bookmarks)

Аннотация результатов, полученных в 2020 году
Исследование проводилось в соответствии с планом и задачами, указанными в заявке. Если в прошлом году основные усилия членов проекта были нацелены на его общую концептуальную разработку, то в этом году, в ходе более детальной работы над комплексом намеченных тем, на повестку дня встали методологические проблемы. В нашей работе, прежде всего, были использованы следующие методы. Это, во-первых, введение в научный оборот новых источников, например, не переведенных на русский язык текстов. Это стало элементом работы М.Е. Соболевой (рук. проекта) и Е.С. Черепановой (отв. исполнитель), С.П. Пургина (исполнитель), А.М. Давлетшиной (исполнитель). Во-вторых, это введение в научный оборот неопубликованных архивных материалов. Это стало элементом работы А.А. Сысолятина (исполнитель), Г.П. Хазиева (исполнитель) и С.П. Пургина (исполнитель). В-третьих, это переводы оригиналов на русский язык. Например, С.П. Пургин перевел программный текст Пауля Клее «Пути изучения природы» (Die Wege des Naturstudiums). И, наконец, это необычный ракурс исследования, позволяющий в казалось бы известном открывать неизвестное. В этом отношении интересен подход А.С. Меньшикова (отв. исполнитель), сосредоточившегося на анализе только недавно опубликованных на французском и ещё не переведённых на русский язык лекционных курсов Бергсона «Идея времени» (изд. 2019) и «История идеи времени» (изд. 2016), которые читались им в Коллеж де Франс в 1901-1903 гг., а также подход А.М. Давлетшиной (исполнитель), которая открыла руководителя Венского кружка М. Шлика в качестве философа, которому оказались не чужды этические проблемы. Е.П. Емельянов (отв. исполнитель) открывает в теории А.А. Богданова идеи, позволяющие представить его как методолога истории. Этой генеральной линии – анализировать материал из необычной перспективы, а именно под углом зрения философской проблематики времени и темпоральности как особого временнóго измерения, старались придерживаться все участники проекта. В результате, в самом обобщенном виде, результаты нашей работы за этот год выглядят следующим образом. М.Е. Соболева (рук. проекта) продолжила исследование фундаментальных оснований времени, сфокусировавшись на проблеме онтологии времени. Эта проблема была поставлена как проблема бытия самого времени, что было вызвано необходимостью подобрать «ключ» к новому пониманию истории, свидетельствующему в пользу констатируемого нами «темпорального поворота». В центре анализа находились парадигматические для решения данной проблемы концепции времени представителей русского и немецкого экзистенциализма – Н.Бердяева и М.Хайдеггера. На их примере было продемонстрировано, что понятия «временность» и «историчность» человека составляют ядро онтологического понимания времени. Исходя из этих культурно-антропологических констант, можно дать новое объяснение истории как разворачивающейся изнутри человеческой жизни событийности, а не как внешних социальных рамок, что было постулатом традиционной исторической науки. При этом было установлено, что само понимание социальности также изменяется в свете онтологической постановки вопроса и приобретает смысл активного действия человека как агента истории (что позже широко дискутировалось теоретиками постмодерна). Бердяев и Хайдеггер, в свою очередь, в различной степени опирались на идеи Бергсона. Как показывает А.С. Меньшиков (отв. исполнитель), в лекциях 1901-1903 гг. Бергсон приходит к выводу о необходимости радикально переориентировать метафизику на проблематику времени. Поскольку у Бергсона именно «проблема длительности является центральной проблемой метафизики», то его подход можно интерпретировать как полномасштабный проект реконструкции философии, которая обращена, главным образом, на постижение времени. По мнению Меньшикова, такой проект заложил основы «темпорального поворота» в европейской философии начала двадцатого века, который был продолжен в феноменологии и экзистенциализме. Проблема историчности в ее социально-психологическом ракурсе была поставлена в 1930-х гг. Ясперсом. Е.С. Черепанова (отв. исполнитель) показывает в своем исследовании, что Ясперс подошел к пониманию историчности с точки зрения проблематики кризиса современности, который состоял для него, в том числе, в возможности/невозможности самоидентификации индивидуума с историческим временем. Персональное переживание со-временности Черепанова реконструирует в терминах «свое» и «чужое» время, разрабатывая намеченный Ясперсом путь в направлении философской антропологии. Одной из исходных гипотез нашего проекта была идея о том, что темпоральный анализ культурной ситуации рассматриваемого нами периода не может ограничиваться одной только философией, а должен включать и искусство, и науку. Поэтому поле нашего исследования охватывает помимо философов также композиторов (А.Н. Скрябин), художников (П. Клее) и литераторов (Л. Липавский). При этом обнаруживается интересная закономерность, а именно, что любой вид творчества превращается в своего рода философию, поскольку каждый из них стремится понять действительность и выразить понятое доступными ему средствами. Философия становится, таким образом, посредником между различными сферами культурной деятельности. Философствуют не только профессиональные философы, но и ученые, художники, писатели и актеры. Более того, философия становится тем центральным нервом, который формирует общее отношение к миру и объединяет различные виды миропонимания в одно целое культурной эпохи, а центральным нервом самой философии, как мы показываем в нашем проекте, становится категория времени. С.П. Пургин (исполнитель), продолжая исследовать творчество Клее, открыл в нем феномен гротеска. Он показывает, что гротеск является не только художественным приемом, но и методом осмысления действительности, характеризующим философию искусства Клее в целом. Причем в основе этого подхода лежит особая темпоральная структура, которую можно определить как «расширяющееся время» или «изнутри растущее мгновение». Интуиция времени составляет каркас философского и музыкального творчества Скрябина, как полагает Г.П. Хазиев (исполнитель), поэтому, основываясь на ней, можно решить проблему систематизации творчества композитора. Его музыкальные сочинения (особенно крупные симфонические произведения и программные фортепианные сонаты), воплощающие его философские размышления по преображению мира и человечества, можно расшифровать через тему «упакованного» времени, а кульминацию его творчества – Мистерию – как «машину времени». Тема времени, как утверждает А.А. Сысолятин (исполнитель), проходит через все литературное творчество Л. Липавского, включая трактаты «Исследование ужаса», «Трактат о воде» и «Головокружение». Причем в них можно открыть не только элементы экзистенциализма, на что указывали уже и другие исследователи, но и элементы онтологии через раскрытие его пар «мир-время». Особенность такой онтологии состоит в том, что центральным моментом различения «миров» Липавского является их отношение ко времени. Такая онтологическая структура вызывает проблему временнόй рассогласованности между человеком и реальностью самой по себе, что, в свою очередь, вызывает кризис в отношениях человека и мира. Таким образом, Сысолятину удалось показать, что онтология Липавского, включающая в себя элемент времени, с необходимостью приводит к проблеме экологического сознания. Особую идеологию времени в архитектуре исследует Т.А. Круглова (исполнитель). Основная линия исследования проходила через концепты «архитектурный стиль» – «власть» – «время». Квинтэссенцией ее анализа можно считать идею, что в СССР функции архитектуры трактовались в зависимости от доминирующей идеологии и ее установок в отношении времени. Так, социализм трактовался в конструктивизме в модусе будущего времени, а в неоклассицизме помещался в модус настоящего времени. Для выявления специфики темпоральности советского неоклассицизма Круглова продолжила начатое ей в 2019 г. сравнение с итальянским искусством периода Муссолини в рамках общего тоталитарного проекта культуры. Своего рода ренессанс неоклассицизма можно наблюдать и в советском кинематографе конца 1920-х- начала 1930-х гг., когда он перешел от экспрессионизма к феномену повседневности с целью канонизировать образцы поведения нового советского человека. А.Е. Якимов (исполнитель) обозначает повседневность как «новый темпоральный режим кинематографа». Основным предметом его исследования стали фильмы Абрама Роома «Третья мещанская» (1927) и Бориса Барнета «Дом на Трубной» (1928), анализ которых позволил ему реконструировать основные черты и технологии нового «темпорального поворота» в кинематографии. Даже «Краткий курс экономической науки» А.А. Богданова можно прочитать из перспективы гипотезы о темпоральном повороте, что делает Е.П. Емельянов (отв. исполнитель). В этом случае можно не только обнаружить новый подход к периодизации истории у самого Богданова, но и до сих пор непризнанное влияние богдановских идей на раннюю советскую историографию. Не менее значительное открытие – это «этика молодости» М. Шлика, реконструированная А.М. Давлетшиной (исполнитель) на основании все еще не переведенной на русский язык работы «О смысле жизни» («Vom Sinn des Lebens»). Давлетшина приходит к выводу, что «этика молодости» Шлика является симптоматичной для первой трети ХХ века с ее общей ориентацией на «нового» ницшеанского человека, универсальными свойствами которого являются здоровье, бодрость, сила духа и общественный активизм. Именно поэтому ее можно использовать в контексте рассуждений о «человеке в своем времени». Как видно из данного краткого обзора результатов работы коллектива за 2020 г., вскрыт целый комплекс проблем, связанных между собой категорией времени, решение которых может прояснить культурную ситуацию в Европе в первой трети двадцатого века. Дальнейший анализ этих проблем будет осуществлен в ходе работы в рамках проекта. По результатам исследований за год опубликованы 4 статьи в журналах, индексируемых в WoS/Scopus, 7 статей в журналах, индексируемых в ВАК, а также представлены 10 докладов на международных научных конференциях. Одна статья, поданная в журнал ранга СКОПУС 6 марта 2020 г. и принятая к печати, будет опубликована в 2021 г. Проведены 4 научно-исследовательских семинара для участников проекта. Проведена международная научная конференция «Время смысла: свое – чужое – наше время» в Ельцин-центре г. Екатеринбурга. Работа проектной группы отражена на сайте УРФУ (https://philos-urgi.urfu.ru/ru/novosti/34362/) и в социальных сетях Facebook (https://www.facebook.com/groups/342918633275863).

Аннотация результатов, полученных в 2021 году
В последний год проекта его участники завершали начатые ими исследования, прослеживая смысл категории времени в различных сферах бытия современного человека и роль, которую время играет как в индивидуальной жизни, так и в культуре. Происходящие в первой трети двадцатого века изменения в обществе мы назвали «темпоральным поворотом». Поэтому исследования концентрировались на: концептуализации понятия «темпоральный поворот»; изучении специфики персональных входов в «свое» и «чужое» время; изучении аксиологического смысла времени; анализе взаимосвязи времени и языка. М.Е. Соболева сконцентрировалась на проблематике выражения времени в языковых практиках и представила советский модерн 1920-1930-х гг. как частный случай темпорального поворота, опираясь на повесть А. Платонова «Котлован». Установлено, что два концепта – «время» и «язык» – выступают здесь в качестве ключа к понятию «модерн». Связав концептуально эти два концепта, она показала, как время конституируется через язык, а язык через время. Вопреки распространенному мнению, это позволило утверждать, что не существует единого модерна, основанного на единой семантике и единой темпоральной логике. Соболева сосредоточилась также на концептуализации понятия «темпорального поворота» и выделила следующие его признаки: интериоризация времени; наличие плюрализма временных моделей жизни; появление новой формы – событийного времени; появление новой формы исторического опыта как опыта настоящего (а не прошлого); появление представлений об историчности самой науки истории; придание времени ценностного характера; появление этических темпоральных императивов; приобретение временем экзистенциальной значимости. Е.С. Черепанова занималась концептуальной проработкой понятия «темпоральный поворот» на примере австрийской культуры первой трети ХХ века. Проанализировав идеи Г. Зиммеля, К. Ясперса, О. Нейрата, О. Шпанна, М. Шлика, А. Л. Мизеса и др., она показала, что специфика этого явления состояла в скептическом отношении к гегелевской философии истории, что привело к созданию новых концепций времени и истории: левая – социология О. Нейрата, правая – холизм О. Шпанна, либеральная – позитивизм М.Шлика. Черепанова также проанализировала биографию А. Майнонга с целью исследования специфики персональных входов в темпоральный поворот. На его примере было показано, что признаком темпорального поворота является не столько изменение объекта исследования, сколько изменение самого субъекта, структурой которого становится время. Черепанова продолжила изучение идей К. Ясперса, связанных с проблематизацией кризиса времени. Т.А. Круглова исследовала смену темпоральных режимов в межвоенный период на материале советского искусства. Исходя из понятия «консервативного» поворота, она исследовала возникновение различных художественных типов темпоральности в модерне. В качестве примера оригинального сочетания темпоральных режимов авангарда и неоклассицизма Круглова рассмотрела творчество С.С. Прокофьева. Было показано, что композитор придерживался собственного понятия времени, на основе чего он переопределил темпоральные характеристики авангарда, неоклассицизма и классицизма. Реконструирована логическая связь между элементами системы Прокофьева, включающей в себя структуру «бытие – время – человек», и проанализированы ее темпоральные особенности. С.А. Меньшиков сосредоточился на специфике постановки вопроса о времени в трудах А. Бергсона, Ф. Розенцвейга и Я. Друскина, и показал, что вопрос о времени приобрел здесь экзистенциальное звучание. Он выявил также, что что поиск валидации личного опыта (через бергсоновскую интуицию, феноменологическую аналитику сознания и существования, психоанализ, религиозную веру, поэтическое творчество) как фундамента для философствования сплетался с поиском адекватного языка, который мог бы передать ускользающие от традиционной философии смыслы. Сравнительный анализ показал, что Бергсон, Гуссерль и Розенцвейг, стремясь к обновлению философии, используют язык традиционной философии. В отличие от них, Друскин осознает, что новый темпоральный опыт требует нового способа его передачи и находит собственные средства выражения – «иероглифы» и «исследования». Философские работы Друскина являются, как показал Меньшиков, одним из наиболее новаторских философских проектов ХХ века, равноценным проектам Бергсона, Розенцвейга и др. С.П. Пургин продолжил исследование темпоральных характеристик художественного мира П. Клее. Предметом его анализа стало понятие юмора как универсальной – философско-эстетической, творческой и практической – категории, в которой наиболее полно выражаются особенности понимания времени Клее. Установлено, что юмор здесь выражает отношения между полнотой времен («вечностью»), как источника всякого творчества, и текущим временем («мгновением»), в котором происходит реализация замыслов. В ходе сравнительного анализа философско-эстетической позиции Клее с концепцией Жан-Поля было обнаружено, что им свойственно сходное понятие юмора. Тем самым появилась возможность уточнить связь художника с романтической традицией. Е.П. Емельянов продолжил изучение проявлений темпорального поворота в советской историографии 1920-х гг. Для этого он обратился к изучению схем периодизации всеобщей истории в трех советских учебниках: «Краткий курс экономической науки» А.А. Богданова и Ш.М. Дволайцкого, «Очерк развития общественных форм» П.И. Кушнера и «Краткий учебник по истории развития общественных форм» А.И. Гуковского и О.В. Трахтенберга. Емельянов установил, что содержащиеся в них схемы периодизации всеобщей истории отражали ведущую тенденцию современной им исторической науки – внимание к многолинейности и обратимости социальной эволюции. Источником этой инновации Емельянов считает полемику между К. Бюхером и Э. Мейером по поводу характера всемирно-исторического развития. Он проследил последовательное влияние взглядов Бюхера, а затем идей Мейера на отечественную историческую науку. А.А. Сысолятин продолжил изучение философского творчества Л. Липавского, расширив сферу анализа за счет «экспериментальных» трактатов, посвященных проблеме соотношения движения/преобразования и времени, с целью выяснения концептуальной основы постановки проблемы времени. Особое внимание он уделил согласованию понятий «преобразование», «мир», «качество», «иероглиф» и др., позволяющих связать разноплановые конспекты Липавского в систему. Опираясь помимо авторских текстов Липавского на заметки и дневниковые записи Я. С. Друскина, на конспекты домашних бесед чинарей («Разговоры»), а также на комментаторскую литературу (К. В. Дроздов, М. Б. Мейлах, А. В. Корчинский, И. А. Протопопова, Т. В. Цивьян, А. А. Шадрин, etc.), Сысолятин предложил три блока тем, которые раскрывают этапы проблематизации времени у Липавского: онтологический, психолого-антропологический подход и анализ языка. В качестве дополнительного источника по проблеме времени у Липавского Сысолятин предложил рассматривать модели и задачи, которые обычно не включаются в исследования, оставаясь частью рукописного архива чинарей, но использование которых позволило бы подкрепить итоги «экспериментов», на которые опирается Липавский при построении теории времени. А.М. Давлетшина продолжила анализ аксиологического смысла времени в контексте экзистенциального опыта на примере этической философии М. Шлика. Это позволило показать, как формируются связи между учреждением новых порядков темпоральности и производством ценностей в культуре. Анализ этической философии Шлика с позиции ценностей дал возможность выявить его специфическое отношение ко времени. Так, Шлик предлагает отказаться от учения о вневременных ценностях, утверждая, что ценности, среди которых определяющей является счастье, суть продукт отношения человека к миру. Именно этот момент вскрывает темпоральный характер аксиологии Шлика: удовольствие относится к настоящему, а счастье в его высшем проявлении принадлежит будущему и является тем, к чему человек должен стремиться, соединяя прошлое, настоящее и будущее. Давлетшина показала, как способность к счастью может стать основанием этики добра. А.Е. Якимов продолжил исследование кинематографа 1920-х годов как специфического языка темпоральной рефлексии, перейдя к изучению документальных фильмов Вертова. Он исходил из гипотезы, что творчество Вертова выражает особенности темпорального режима культуры советского модерна. Методология исследования была частично заимствована у А. Ассман и построена на понятиях «темпоральная рефлексия» и «темпоральный режим культуры», переосмысленных для анализа кино. Якимов доказывает, что неигровые фильмы Вертова можно рассматривать как символический язык темпоральной рефлексии, воссоздающий присущее модерну восприятие времени при помощи монтажных фраз, движений, повторов, замедлений и ускорений. Особое внимание наряду с изобретенными Вертовым кинематографическими приемами выражения опыта времени, Якимов уделил анализу теоретических сочинений и художественных манифестов режиссера. Обобщая результаты своих исследований за три года, Якимов обосновал тезис о том, что в кинематографе первой трети XX века развиваются и сосуществуют различные, иногда противоположные, темпоральные режимы и методы освоения темпоральности, что наблюдается в движении от киноэкспрессионизма к бытовой советской драме. Д.В. Андреенко исследовал темпоральный аспект меланхолии в первой трети XX века через призму репрезентаций этого феномена в произведениях таких авторов, как П. Клее, Э. Мунк и В. Беньямин. Цель исследования состояла в раскрытии изменения понимания меланхолии вследствие изменения темпоральной культуры общества. С учетом метода сетевого анализа ментальных расстройств Д. Борсбума и А. Крэмера, Андреенко выдвинул гипотезу о формировании границ понятия «меланхолия». Он считает, что меланхолия не имеет четко выраженной причинности и границ, поэтому её следует рассматривать как кластер взаимосвязанных признаков (симптомов и их отношений). Основываясь в методологическом плане на работе венгерского социолога Д. Сика, Андреенко установил влияние времени на меланхолию. Его исследования позволили идентифицировать взаимовлияние психологической природы и культурного контекста на субъективный феноменологический опыт переживания меланхолических состояний, а также переосмыслить природу, границы и темпоральные особенности этого феномена. По результатам исследований за год опубликованы 8 статей в журналах, индексируемых в WoS/Scopus, 5 статей в журналах, индексируемых в ВАК, издана коллективная монография «Человек в своем времени. Многомерность опыта темпоральности» (СПб.: Владимир Даль, 2021), индексированная в РИНЦ, опубликованы 8 тезисов докладов, индексируемых в РИНЦ, а также представлены 12 докладов на международных научных конференциях; проведены 3 научно-исследовательских семинара для участников проекта; организована секция «Темпоральный поворот в философии, эстетике и искусстве» на Втором Российском Эстетическом Конгрессе (1-3 июля 2021, Екатеринбург); проведена презентация коллективной монографии 24 ноября 2021(УрФУ, Екатеринбург) (https://urgi.urfu.ru/ru/events/11562/); Работа проектной группы отражена на сайте УРФУ и в социальных сетях Facebook (https://www.facebook.com/groups/342918633275863)