Аннотация результатов, полученных в 2019 году
Для осуществления целей, поставленных в проекте, был вдвинут и реализован ряд задач. Было исследовано современное состояние и пути трансформации этики, ее место и роль в системе воспроизводства культуры. В силу особенностей реализуемого проекта особенности трансформации современной этики были рассмотрены в контексте проблематики моральной ответственности. Отмечено, что ее обсуждение было тесно связано с проблемой соотношения свободной воли и детерминизма, что выразилось в формировании двух основных направлений в ее решении, а именно компатибилизма и инкомпатибилизма. Отмечено, что характер дискуссии связан с распространенным в западной исследовательской традиции стилем анализа, который строится на демонстрации контрпримеров или примеров (мысленных экспериментов), опровергающих или ставящих под сомнение ключевой тезис обсуждаемой темы, что характеризует некоторые особенности аргументации в современном этическом дискурсе. Был предложен оригинальный вариант интерпретации примера Харри Франкфурта, опирающийся на конструктивистскую методологию, основанную на двух положениях: а) трактовка ситуаций как форм знания, а не описаний реальности; б) критерием надежности знания следует считать его применимость, а не репрезентацию. На основании анализа вышеупомянутых примеров был выдвинут тезис, что продуктивное осуждение места и роли ответственности в моральном дискурсе требует а) смены дискуссии в направлении обсуждения не соотнесения свободы воли и детерминизма, а определения условий возлагания ответственности, б) определения возлагания ответственности на основе интерпретации, кого и почему считать субъектами ответственности, а не натуралистической ее трактовки В процессе реализации проекта на первом году были выявлены роль моральной составляющей в современном общественно-политическом, публицистическом, образовательном, и научном дискурсах в отношении прошлого. Показано, что морально-исторический дискурс оказывается важным условием процессов достижения социального согласия и не сводится только к этическим вопросам исторической науки. был проведен сравнительный анализ места и роли моральной интерпретации прошлого в научно-историческом, общественно-публицистическом, общественно-политическом, культурном и образовательном дискурсах. Новизна предпринятого исследования заключается в социально-философском анализе места и роли морально-исторического дискурса как фактора достижения социального согласия. Было выявлено, что морально-исторический дискурс оказывается важным условием процессов достижения социального согласия и не сводится только к этическим вопросам исторической науки. Социальное согласие в таком случае оказывается продуктом символической политики, реализуемой различными акторами в рамках общественных дискурсов. Был осуществлен философско-методологический анализ соотношения нравственной и исторической ответственности. Для этого предпринят анализ существующих этико-нормативных оснований исторической ответственности в зарубежной философской традиции. Показаны направления продуктивного осуждения места и роли ответственности в моральном дискурсе: отказ от ее натуралистических трактовок ответственности; преодоление номиналистской трактовки ответственности, связывающей ее с отдельными действиями отдельных индивидов. На основе идей М. Смайли предложен умеренно-конструктивистский подход как условие продуктивного методологического синтеза подходов в теме ответственности. Он заключается в трактовке ответственности как структурного элемента следования правилу или осуществления действия; как процедуры приписывания ответственности на основе доминирующих социально-культурных и моральных ценностей; связи данных ценностей с распределением социальных ролей и установлением границ сообщества; возлагании ответственности не только на субъекта действия, но и на всех тех, кто может участвовать в ее реализации. Для определения связи моральной и исторической ответственности были изучены теоретические подходы в немецкой социально-гуманитарной мысли. Показана возможность перевода ответственности в моральную плоскость в случае отсутствия юридически устанавливаемой вины (К. Ясперс). В контексте идеи «проработки прошлого» Т. Адорно осуществлен поворот в трактовке детерминации акта ответственности будущим, а не прошлым, что свидетельствует о движении исследовательской мысли в направлении приписывания ответственности. Трактовка ответственности как ответственности за возможность повторения события предполагает тем самым обращение не только к очевидцам и свидетелям, а к следующему поколению. Это снова поднимает вопрос о природе коллективной ответственности. На базе анализа концепции ответственности Г. Йонаса показана возможность снятия существующего в этике деления на этику ответственности и этику убеждения. Отмечено значение коллективного праксиса как объекта этического освоения, так и объекта ответственности. Рассмотрена способность принципа страха стать стимулом моральной оценки исторических событий, влияющим на рост и развитие концепции исторической ответственности. На основе работ Поля Рикёра, Карла Ясперса, Алейды Ассман и Ханса Йонаса в статье анализируются логическое содержание и объем данных понятий, а также их соотношение с таким понятиями как "историческая память", "историческое сознание", "нация". Было выявлено, что содержание и объем понятий «историческая вина» и «историческая ответственность» демонстрируют явную тенденцию к расширению, которое связано не только с переосмыслением в современной философии таких понятий как страх, осквернение, покаяние, но и обращением к понятиям «нация» и «историческая память». Понятие «нация» не может служить надёжной базой как исторической памяти, так и исторической рефлексии. Оценивать прошлое мы должны, исходя не из национальных интересов, а нравственных критериев. Выявлена специфика интерпретации исторической вины и исторической ответственности в рамках антагонистического, космополитического и агонического режимов функционирования исторической памяти. Обоснована важная роль исторического сознания в дискурсе исторической ответственности, а также показана необходимость перехода от этики убеждения к этике ответственности в процессе анализа современных форм исторического прощения. Была отмечена эвристичность рассмотренных подходов для установления связи моральной и исторической ответственности. Показано, что в исследовательской литературе историческая ответственность трактуется как подвид общей моральной ответственности, а именно как ответственность за свершенное действие. Отмечена возможность трансформации ответственности как ответственности за хранение знания о прошлом, а не за само прошлое, в условиях смены поколений и признании исчезновения прямых последствий искомого действия или события. Показаны основания для пересмотра статуса и функций профессионального сообщества в производстве и трансляции знания о прошлом в связи с изменением источников знания о прошлом. На основании применения социально-эпистемологического и нравственно-аксиологического критериев представлены модели формирования объекта ответственности. В первом случае этическая составляющая исторической ответственности возникает на основе обозначения областей моральной оценки и является производной от меняющегося исторического контекста. Знание об объекте будет складываться в процессе поисков ответа на вопрос «за что некий (неперсонализированный) субъект несет историческую ответственность». Во втором случае определение объекта исторической ответственности связано с коммуникативными аспектами социального взаимодействия. Ключевым становится вопрос «перед (персонализированным) кем некий субъект несет историческую ответственность». Доминанта этической составляющей в таком подходе возводит ее в универсальный этический принцип и придает ей надысторический характер. Утверждается, что сложность объекта исторической ответственности позволяет нам отнести его к классу гибридных объектов. Такой подход позволяет преодолеть традиционное классическое субъект-объектное понимание исторической ответственности и трактовать ее как складывающийся из совокупности его культурной, этической, социальной, эпистемологической и когнитивной составляющих. В процессе философско-методологического анализа соотношения исторической ответственности и нравственной ответственности показана возможность сведения всего многообразия подходов к двум парадигмам трактовки исторической ответственности. Первая носит собственно этический характер, где все рассуждения об исторической ответственности обусловлены тезисом о первичности этической доминанты, трактуемой в деонтологическом ключе и автономной по отношению к прочим аспектам оцениваемых явлений. Она носит более нормативный характер. Вторая носит функциональный характер, предполагает равнозначность этического аспекта с прочими и зависимость трактовки исторической ответственности от конкретного социально-культурного контекста. Показано, что методологическим основанием изучения исторической ответственности во втором аспекте может стать синтез праксиологического и сетевого подходов. Праксеологический подход позволяет рассматривать историческую ответственность как социальную практику, складывающуюся в рамках определенного сообщества и ориентированную на присвоение или участие в распределение символического капитала. Поскольку данный подход не позволяет ответить на вопрос об импульсах формирования и векторах осуществления ответственности, предлагается дополнить его сетевым подходом. Отмечена нацеленность сетевого подхода на характер взаимодействия между субъектами исторической ответственности, на инструментальность механизмов «раскаяния» и «сожаления», направленность на занятие определенной диспозиции в социальном пространстве. Такое выделение двух парадигм предполагает необходимость согласования нормативных установок по отношению к ответственности и практик ее реализации. Роль моральной составляющей в современном общественно-политическом, дискурсе были показаны на материале исторических нарративов Татарстана, ключевым сюжетом которых выступает захват Казани войсками Ивана IV. Была разработана исследовательская модель формирования исторической вины и ответственности в контексте моральной экономики. Предложены основные постулаты данной модели: включенность тезиса об исторической ответственности в контекст меж- и внутригосударственных отношений; актуализация значения моральных и политико-правовых последствий исторической вины в силу трактовки субъекта ответственности как коллективной личности; обусловленность такой деиндивидуализации реалиями (пост)традиционного социума; преодоление исторической дистанции между событием и субъектом исторической ответственности и вины посредством сведения их к реципрокным отношениям моральной экономики. Коллективная «жертва» трактуется как страдающий даритель с моральным правом требовать «отдарка», т.е. части символических и материальных благ от коллективного «виновника. Показано, что именно нежелание давать «отдарок» порождает механизмы морального осуждения и обоснование практик насилия. Показано фундирование многих постсоветских сюжетов о т.н. «межнациональных отношениях на основе принципа такого дарообмена. Отмечена необходимость трактовки таких нарративов об ответственности и вине и понимания их символической значимости как имманентной части социально-экономических, политических и иных отношений, а именно установившихся патрон-клиентских отношений между властью и академическими коллективами. Показана роль моральной составляющей в современном образовательном дискурсе на материале практик преподавания антоновщины в школах Тамбовской области. На этом примере была показана степень влияния моральных оценок на трактовку и интерпретацию исторических фактов. Отмечены сложности в преподавании этого события в результате имплицитной интеграции этических аспектов в состав самого исторического нарратива: отсутствие сложившегося языка описания, представленного в учебниках и методических пособиях для учителей, смешение терминов и понятий разных теоретико-методологических парадигм, фактические ошибки и неточности, ограниченность исследовательской оптики (сведение события к одному из его аспектов, а именно крестьянскому восстанию), эмоциональность изложения, недостаточность научных исследований, что приводит к использованию публицистики и порождает тем самым трудности в выработке общего нарратива. Праксеологический подход был применен к исследованию роли моральной составляющей в исторических нарративах проживающих в Польше украинцев и принимающего сообщества для определения возможного влияния этических аспектов исторических нарративов на интеграцию мигрантов. Показано, что самой распространенной стратегией является отказ от конкуренции исторических нарративов, проявляющийся в попытках снизить значение прошлого в современной жизни или отрицать личную связь с конфликтными событиями прошлого. Данная стратегия связана с желанием уменьшить возможность возникновения конфликтных ситуаций в стране пребывания и свидетельствует о характере выработки практик решения вопроса об исторической ответственности.

Аннотация результатов, полученных в 2020 году
Для достижения целей, поставленных в проекте на 2020 год, было предпринято дальнейшее исследование существующих этико-нормативных оснований исторической ответственности в зарубежной философской традиции. В качестве этико-нормативных оснований исторической ответственности предложены идеи И. Канта о роли уважения и достоинства. Показана их эвристичность в определении критерия морального отношения к прошлому и формата трактовки прошлого, обеспечивающего реализацию «разделяемых» (консенсусных) историй. Отмечена специфика исторической ответственности, которая заключается в наличии двух временных измерений: а) определение виновника травматических событий (синхрония); б) установление субъекта ответственности за хранение памяти (диахрония). В качестве внутреннего условия формирования дискурса ответственности рассмотрены способы построения исторических нарративов и определена степень их продуктивности в реализации таких дискурсов. Было показано место и роль исторических нарративов и проанализированы изменения, которые происходят в их трактовке. Подчеркнуто, что необходимость изменения способов их построения связана с преодолением этноцентризма. Отмечено значение предлагаемого нарративного формата для разработки консенсусных локальных моделей исторической ответственности. Для конкретизации роли моральной составляющей в современном дискурсе о прошлом была продолжена работа по изучению изменений места и роли этических оснований в воспроизводстве культуры. Был выдвинут тезис о невозможности традиционных ценностных установок (героический нарратив, политика непризнания) обеспечить выстраивание стратегий дальнейшего развития. Подчеркнуто, что новые ценностные установки находят свое выражение в политике признания, реализация которой требует и строится на ревизии наследия прошлого для переосмысления и создания продуктивных механизмов межкультурного взаимодействия. В ходе осмысления возможных аксиологических оснований исторической ответственности были выделены две парадигмы: а) первая связана с историко-политическими исследованиями феномена травмы и вины, направлена на реализацию политико-правовой практики, реконструирует ценности более ситуативные и возникает на базе второй; б) вторая направлена на поиск фундаментальных ценностей и определение принципов будущего как объекта исторической ответственности. Сделан вывод о возможности исторического опыта, осмысленного на основе моральных уроков прошлого, создать гуманитарный и социокультурный капитал, прочность и жизнеспособность которого будет определяться степенью заложенного в него общезначимого смысла. В свете осмысления опыта Германии в формировании образов и практик исторической ответственности был осуществлен анализ взаимосвязи между языком, моралью и ответственностью (на материале дискурсов большевизма и национал-социализма), а также предпринят анализ эволюции образа «Другого»/«Чужого» в образ «Врага». Выдвинут тезис о роли языка как важнейшего инструмента разрушения «старых» моральных ценностей. Путём анализа конкретных понятий тоталитарного языка реконструирован ход такого разрушения и легитимации «новых ценностей. Предпринят критический анализ понятийного аппарата современных российских историков (русофобия, имагология), выявлены сходства и различия в их употреблении в русскоязычной и немецкоязычной среде. Утверждается, что использование подобных понятий не позволяет полно и всесторонне раскрыть суть таких феноменов, как «Свой», «Другой» и «Чужой», поскольку закрывает доступ к более широкой перспективе в анализе межнациональных отношений. В качестве альтернативы предложен немецкий термин «interkulturelle Hermeneutik» («межкультурная герменевтика»). На основании изучения опыта Германии было проанализировано значение появления в зарубежной науке особой области гуманитарной рефлексии, а именно «исторической этики» (Moral history, Geschichtsethik). Показано, что данная этика имеет дело как с представлениями о прошлом, так и с моральной реакцией по отношению к их фальсификации и основанным на ней действиям. Подчеркнута роль медиа в формировании исторической этики. Сделан вывод, что проблема соотношения медиа и исторической науки приобретает не только гносеологическое, но и аксиологическое значение в контексте развертывания все более усложняющихся дискурсов исторической ответственности. Полученные результаты были использованы для осмысления практик реализации концепта исторической ответственности. Прежде всего, был предпринят анализ внутриполитической и внешнеполитической направленности исторической ответственности. Проанализирована роль политических акторов в этом процессе и показана специфика их роли. Она заключается в особенностях процедур ее установления и состоит в отождествлении сообщества как коллективного субъекта ответственности и конкретного актора, выступающего от его имени. Отмечено, что большинство стратегий современных политических акторов носит селективный характер частичного признания/непризнания. Рассмотрена возможность приписывания не только негативной, но и позитивной ответственности, что делает невозможной трактовку. ситуации Германии как универсальной модели ответственности. Показано, что примером акта установления позитивной ответственности как памяти о заслугах является складывание культа победы в Великой Отечественной войне в российском обществе. Сделан вывод, что отказ от публичного обсуждения негативной ответственности затрудняет внешнеполитические коммуникации России, а во внутриполитической сфере порождает возникновение локальных нарративов исторической травмы. Выявлена специфика российской модели исторической ответственности и определена ее эффективность. Были охарактеризованы соответствующие российские акторы и их стратегии. Сделан вывод, что официальному российскому дискурсу не хватает последовательности в обсуждении мемориальной повестки, отсутствует ее включение в обоснование видения будущего, доминирует декларативность, что свидетельствует о существенном уменьшении мнемонического инструментария и символического ресурса. Показано, что сведение репрезентации исторической ответственности во внутриполитических коммуникациях к сохранению позитивного прошлого вступает в противоречие с локальными мемориальными нарративами, уменьшает и даже делает рискогенным ее символический потенциал. Поэтому относительный консенсус обеспечивается путем устранения из официального нарратива потенциально травмирующих исторических событий. Был предпринят анализ медиапространства российского социума для определения форм репрезентации исторической ответственности, дана оценка степени их возможной конфликтности и определено их влияние на формирование субъекта ответственности. Отмечены перспективы и возможные сложности конструирования такого субъекта в сетевых сообществах на материале сайтов «Бессмертный полк» и «Бессмертный барак». Было показано, что различие целей приводит к альтернативным подходам к ответственности и общему перманентному конфликту исторического сознания. Сделан вывод, что в данной ситуации из-за отсутствия достаточного количества ресурсов сетевые сообщества вынуждены делегировать роль субъекта государству. Влияние сетевых взаимодействий основных акторов на формирование субъекта ответственности и выявление оснований для их концептуализации проводилось на материале дискуссий о Катынской трагедии. Показано, что специфика дискуссии по Катыни связана с расхождениями в определении самого субъекта ответственности. Сделан вывод, что выработанные в ходе дискуссии модели исторической ответственности не обладают солидаризирующим потенциалом. Был предпринят мониторинг темы исторической ответственности в медиа, связанной с темой памяти о коммунизме и исторической ответственности в Германии и России на материале виртуальных мемориалов и особенностей трансформации мемориальных музеев в онлайн-формат в Германии и России. Показаны общее отсутствие у виртуальных мемориалов необходимого символического капитала, связанное с невозможностью использования традиционных форматов и возможность профанизации сакральной функции мемориала в связи с переход в онлайн-формат. Утверждается, что сравнительно позднее продвижение немецкого мемориального пространства и памяти о Великой Отечественной войне в России в онлайн-формат можно объяснить отсутствием выработанного канона ритуальных практик. Ключевые медиа-репрезентации исторической ответственности были проанализированы также на основе контент-анализа российского Интернет для выявления конфликтных точек в восприятии прошлого. На примере обсуждения темы распада СССР были изучены особенности репрезентации проблемы исторической ответственности в различных формах общественных дискурсов. Отмечено, что ее обсуждение остается фрагментарным и зависит от специфики дискурсов и их ценностных сред, несмотря на активизацию официальной политики памяти. В контексте анализа возможных моделей локальной ответственности рассмотрены особенности конструирования исторической ответственности согласно законам «моральной» экономики. Определены ее сущностные черты, которые заключаются в приписывании человека к той или иной общности, наделяемой атрибутами коллективной личности, и выстраивании отношений между ними на принципах дарообмена. Показано, что в политической сфере «моральная» экономика способствует тотальной вовлеченности общества в символический конфликт, что позволяет высказываться от его имени и тем самым зарабатывать и накапливать символический капитал. Применение данной модели по отношению к особенностям выстраивания памяти о Великой Отечественной войне на материале «регионального варианта» исторической ответственности. Предложена трактовка ключевого элемента данного дискурса (термина «Великая Победа»), выявлены его мифические и квазирелигиозные коннотации. Зафиксирована распространенность мифологемы «Великой Победы» среди населения со значительными пластами архаического мировоззрения и ее инструментальное использование в политико-идеологических целях. Сделан вывод, что «российское» конструирование образов вины и ответственности в целом может быть интерпретировано в рамках характерных для моральной экономики реципрокно-редистрибутивных отношений. В контексте изучения процессов формирования локальных моделей исторической ответственности и определения их продуктивности проанализированы стратегии конструировании нарратива «истории татарского народа» и противопоставления его как общефедеральному российскому нарративу, так и внутритатарстанским маргинальным историческим нарративам (на примере истории кряшен). Доказано, что актуализация образов исторической вины и ответственности становится наиболее ярким проявлением и реализацией данного (нео)колониального «трехслойного» феномена. Сделан вывод о возможности бинарного конструирования примордиальных историко-этнических образов способствовать навязыванию исторической вины и ответственности за нее. Таким образом, представленные в отчете теоретические и эмпирические исследования позволяют сделать следующий шаг на пути формулирования социально-философской модели исторической ответственности и выявлению основных векторов ее актуализации в условиях роста активного влияния медиасреды на пространство общественных репрезентаций прошлого. Разработка данной социально-философской модели, а применение данной модели к условиям современного российского общества будут реализованы коллективом проекта на третьем году исследования.

Аннотация результатов, полученных в 2021 году
Для разработки комплексной модели исторической ответственности был продолжен анализ современных этико-нормативных и социально-философских подходов, направленных на изучение места и роли темы ответственности. Подчеркнуто, что актуализация идеи ответственности свидетельствует о существенных изменениях в ценностном отношении к прошлому на всех уровнях и формах его осмысления. Отмечено ее значение для развития новой теоретической дисциплины – исторической этики. В качестве общей методологии анализа предложен конструктивистский подход. Он позволил выработать теоретико-методологические основания синтеза этих подходов. На его основании был выдвинут тезис, что базисом для синтеза этико-нормативных и социально-философских подходов может выступить определенная интерпретация моральной теории. В качестве ее основания ее построения предложен когерентизм как совокупность взаимно поддерживающих друг друга положений. Утверждается, что такое согласование требует введения более общего положения (морального принципа) и демонстрация его согласованности с конкретными правилами и процедурами их применения. Обоснована предпочтительность кантовской идеи уважения к достоинству как кандидата на статус такого принципа. Показано, что данная идея обеспечивает более широкий контекст для опознания ситуаций, притязающих на статус моральных и интерпретации смысла исторической ответственности. Показано, как полученные результаты могут быть применены при разработке комплексной модели исторической ответственности. На основании применения конструктивисткой методологии, показано, что трактовка исторической ответственности предполагает толкование прошлого либо как по большей части совокупности травматических событий, остающихся болезненной частью современности, либо как формы нашего знания о нем. Утверждается, что трактовка прошлого как формы знания обеспечивает выработку нарративных форматов, которые предоставляют более широкий контекст понимания прошлого и более взвешенное отношение к нему. Предлагаемый нарративный формат выходит за пределы оценок действий отдельных людей и событий и включает в себя как признание заслуг, так и принятие вины, что придает созданной общей картине более взвешенный характер. На его роль предложена идея трагического опыта. Отмечен ее потенциал для придания универсальности исторической ответственности и обеспечения диалога между различными социальными и культурными позициями. Подчеркнуто, что моральный статус исторической ответственности может быть обеспечен лишь в рамках трактовки памяти (знаний) о прошлом как необходимого структурного элемента социальных отношений, построенных на реализации взаимного уважения, особенно в публичной сфере. В ходе исследования медиа-репрезентаций исторической ответственности была сформулирована комплексная модель, предполагающая различные стратегии соотношения дискурса исторической ответственности с медиасредой. Сциентистская стратегия предполагает критическое отношение медиа к исторической ответственности, что приводит к рискам полного отсутствия моральной рефлексии по поводу событий прошлого. Инструментальная стратегия исходит из понимания медиасреды как пространства трансляции дискурсов, порожденных определенными политическими акторами, что создает риски утилитарного понимания самого дискурса ответственности как орудия в руках конкурирующих политических элит. Плюралистическая стратегия исходит из множественности акторов исторической ответственности, в число которых включаются и медиа, что усложняет алгоритмы, достижения символического консенсуса между альтернативными дискурсами. Показано, что разработка комплексной модели предполагает анализ социальной субъектности исторической ответственности и выявление основных акторов ее осуществления. С этой целью предпринят анализ социокультурной обусловленности исторической политики, а именно действий гражданских активистов. Отмечена явная или неявная обусловленность действий гражданских активистов, политических и общественных деятелей или историков сходными дискурсивными стратегиями и риторическими фигурами. В данном контексте также предпринят анализ характера ответственности исследовательского сообщества. Показано, что конструктивистский подход обеспечивает наиболее оптимальные условия для ее реализации в виде определенной организации знания, а именно его трактовки как коммуникативного отношения, предполагающего комплекс взаимных обязательств автора и читателя. Предполагается, что такая трактовка коммуникации может стать основанием для публичной активности члена научного сообщества и способствовать выработке новых форматов исторического дискурса, построенных на принципах исторической этики. В трактовке основных социальных акторов исторической ответственности и условий достижения консенсуса между ними была показана необходимость дополнить кантовские идеи поиском социальных оснований исторической ответственности. Был выдвинут тезис, что при рассуждении о коллективной ответственности следует говорить не о личной ответственности, а о присвоении коллективной ответственности личностью, а при оценке степени ответственности учитывать уровень вовлеченности индивида в структуру и качество выполняемых задач. Ответственность, таким образом, будет трактоваться как распределение степеней ответственности. Был продолжен анализ существующих направлений российских внутри- и внешнеполитических стратегий репрезентации исторической ответственности. Показано (на примере Татарстана) в рамках авторской концепции «моральной» экономики, что внутриполитические стратегии могут быть связаны с иерархизацией территорий. Наиболее значимые объекты, наделенные сакральным и идеологическим статусом, будут располагаться в «центре» и отражать основные положения местной идеологии. Они становятся базисными для дальнейшей интерпретации социально-политических и экономических реалий и обязательными для трансляции широким слоям населения. Утверждается, что сохранение древних артефактов в целом превращается в сложный процесс взаимодействия индивидов и коллективов с разными моральными, религиозными, национальными, финансовыми и политическими взглядами и интересами. Выявлено, что сам процесс охраны археологических памятников часто носит ситуационный характер и обусловливается необходимостью решения региональных социально-культурных проблем. В качестве иллюстрации показано, как начавшееся с 2010 г. в Татарстане «возрождение» архитектурно-археологических памятников Болгарского городища может быть интерпретировано в контексте взаимоотношений федеральной и региональной политической элит и официально принятого в республике бинарного (русские/татары) этноориентированного взгляда на местное население. На основе анализа конструирования мифологии вокруг Болгара рассмотрены формы проявления социальной субъектности исторической ответственности, соотношения коллективной и индивидуальной ответственности, психологических особенностей «ухода» от признания моральной ответственности. Отмечено, как для репрезентации образов исторической вины и ответственности в межэтнических и межгосударственных отношениях используются работы профессиональных историков и археологов. Поэтому актуализирован вопрос об их ответственности за те или иные способы публичной презентации результатов своих исследований. Выдвинута гипотеза об актуальности компаративистского изучения советского опыта коммуницирования между учеными и властью при изучении современных публичных дискуссий о прошлом (включая т.н. «войны памяти»). Показано, как характер аргументации может определяться не поиском истины, а спецификой социально-культурной ситуации. В контексте особенностей формирования акторов исторической ответственности показано, как негативные аспекты ответственности с акторов прошлого могут переноситься на акторов настоящего. Показано, что «негативизация» политических конкурентов происходит через использование их нежелания принимать ту или иную версию событий прошлого. Был развит выдвинутый ранее тезис, что психологическую основу личной и коллективной (корпоративной) вины и ответственности за историческое мифотворчество составляют архаические реципрокно-редистрибутивные отношения. Были рассмотрены условия достижения консенсуса между акторами, позволяющие минимизировать социальные и политические риски исторической ответственности. Подчеркнута роль выработки общих критериев для достижения консенсуса. Отмечено, что их становлению препятствует различное понимание цели, функции и нормативных практик исторической ответственности. Отмечена роль институциональной составляющей в исторической памяти, что повышает необходимость контроля эффективности мер исторической политики. Были выделены и проанализированы конкретные практики, определяющие оценивание в поле исторической памяти и ответственности: моделирование или заранее определенные конкретные меры и действия; сертификация или определение соответствия тех или иных объектов или практик установленным стандартам; фиксация или направленность на оценку объектов, сохранившие постоянство и единство правил для всех вовлеченных акторов. Отмечено, что общие для всех акторов критерии эффективности способствуют прозрачности в распределении финансовых средств и тем самым минимизируют конфликты в борьбе за них. Отмечена ограниченность такого подхода вследствие нечетко сформулированных индикаторов эффективности, субъективной трактовки данных и различия мировозренческих позиций. Предложена идея «граничных объектов» как объектов, которые медиируют между социальными группами и ценностями, для минимизации конфликтов между акторами. Утверждается, что перенос концепции граничных объектов на критерии контроля «качества» социальной памяти дает возможность разработать общие критерии оценки. Утверждается, что данный подход в целом обеспечивает разработку и создание «разделяемых историй», а значит и пути согласия в определении исторической ответственности. На основе теоретической модели дискурса исторической ответственности в контексте основных медиастратегий были разработаны конкретные рекомендации для органов федеральной и региональной власти. Специфика применения сциентистской, инструменталистской и плюралистической стратегий медиарепрезентаций исторической ответственности были рассмотрены в контексте космополитического, антагонистического и агонического проектов политики памяти. На основе анализа актуальных исследований были выявлены особенности усиления элементов антагонистического проекта в официальной политике памяти в России. Были выявлены и классифицированы основные рекомендации для использования сциентистской, инструменталистской и плюралистической стратегий медиарепрезентаций исторической ответственности на федеральном и региональном уровнях российской политики памяти. В рамках федерального уровня вопрос об использовании медиастратегий напрямую был увязан с вопросом о тех функциях, которые политика памяти должна выполнять в современной России (функция культурно-исторической ориентации, мотивирующая функция, функция преодоления конфликтов). Было выявлено, что наиболее оптимальной для современной российской практики использования медиаресурсов на федеральном уровне является комбинация на стыке сциентистской и инструменталистской стратегий в рамках космополитического проекта политики памяти. На основе представленных теоретических положений и рекомендаций для федерального уровня был подготовлен ряд рекомендаций для российских регионов.